Амалия рассказывала, что ей дали эту роль, потому что у нее глаза были зеленые, как у Эмили Бронте. Это очень огорчило Эмили Фланнери, глаза которой вовсе не были зелеными.

И тогда девочка решила натереть их травой и листьями, чтобы они приобрели тот несравненный цвет, который мисс Пикридж называла «зеленью Эмили», но ничего не вышло — в результате у нее началось такое сильное раздражение, что глаза сделались красными, как у кролика.

В таверне «Три сестры» служанка, взбираясь по узким лестницам с белыми ступеньками, проводила Эмили до ее номера, расположенного в мансарде.

Покатость потолка комнаты пришлась Эмили по вкусу — она напоминала типи, — но все же ей было неуютно. Она чувствовала себя потерянной: впервые после ночного путешествия в двадцать третьем вагоне поезда Нью-Йоркской центральной железной дороги, который вез их из Чикаго в Нью-Йорк, ей пришлось засыпать без Джейсона в пределах досягаемости, — той ночью, привязав ее к полке ремнем от фотокамеры, он ушел без нее ужинать в вагон-ресторан. Вернулся он пьяным, сразу же свалился на постель и заснул. А Эмили провела остаток ночи, склонившись с верхней полки и наблюдая за тем, как он спит. Временами, наверное, он видел что-то во сне и вздрагивал, дыхание его учащалось, под закрытыми веками двигались глазные яблоки; особенно часто это случалось, когда поезд подскакивал на стрелках или с ужасающим грохотом проходил по металлическому мосту.

И она вдруг поняла, что именно с той ночи в поезде Нью-Йоркской центральной железной дороги и полюбила Джейсона.

Артур и Полли Райт жили в доме тридцать один по Мейн-стрит, как раз на углу улицы. Двухэтажное здание из красного кирпича было ничем не примечательно — самый обычный дом с мансардой. Сразу за ним начинался сад, а всего в нескольких метрах от него протекал ручей, на берегу которого Элси и ее двоюродная сестра Фрэнсис сфотографировали своих фей.

Завернув за угол строения, Эмили двинулась на звук водопада. В этот ранний час (колокола в церкви Святого Михаила и Всех Сил Ангельских только что прозвонили шесть утра) Коттингли, словно туманом, окутало ватной тишиной: кузнец еще не открыл свою кузницу, а единственное промышленное предприятие в деревне — кожевенный завод, недавно переоборудованный в камвольную фабрику, — было не столько шумным, сколько пахучим.

Эмили осторожно ехала вдоль берега, крутя одну педаль, а второй ногой чуть не касаясь земли, готовая в любой момент затормозить. Обочина была узкой, ее то и дело пересекали узловатые, выступавшие из земли корни, которые разрушали тропу, образуя рытвины, таящие множество опасностей для велосипедных колес.

Сначала молодую женщину очень разочаровал тоненький ручеек, который она представляла себе более полноводным.

Но, поразмыслив, Эмили сообразила, что миниатюрность и хрупкость фей, если, конечно, они и впрямь походили на те полупрозрачные существа, чьи фотографии поместил на своих страницах «Стрэнд», были бы абсолютно несовместимы с быстротой и мощью настоящей реки. Наверняка им намного приятнее было посещать такого рода канавки с камешками на дне, которые отчасти смиряли водный поток. Но вода в ручейке вовсе не была мертвой: она струилась из небольшого водопада, оживлялась им, бурлила, вспенивалась белыми брызгами и с новой энергией текла дальше, петляя между деревьев.

По шаткому мостику Эмили перебралась на другой берег, попав из тенистой лесной растительности на почти открытое место, поросшее луговыми травами. Шины «Рапида» зачавкали, погрузившись в напитанную влагой траву, которая никогда не высыхала из-за близости к водопаду, пористости почвы на берегах, а также тени, отбрасываемой ясенями, ивами и дубами.

Судя по одной из фотографий, это наверняка было то место, где Элси и Фрэнсис снимали фей.

Первая фотопластинка, на которой запечатлели четырех порхающих над кустами фей, явно находилась на небольшом расстоянии от водопада, хорошо заметного на снимке благодаря белому водяному облаку на заднем плане, справа от Фрэнсис.

Второе фото было сделано чуть подальше, и на этот раз снимала маленькая Фрэнсис — она сфотографировала Элси, наблюдавшую за пляшущим гномом.

В тот момент, когда Эмили подумала, что она, видимо, сумела найти место второй фотографии, сравнивая форму и расположение деревьев на снимке и в реальности, шина переднего колеса ее велосипеда испустила протяжный свист, закончившийся горьким вздохом. Пресловутая шина «Данлоп», выглядевшая теперь жалко и походившая на раздавленного машиной ужа, слезла с обода колеса — оно дернулось, словно плохо закрепленный парус на ветру, и «Рапид» остановился.

Эмили слезла с велосипеда и осмотрела дорогу. Шину проткнул тонкий острый стерженек, конец которого венчала черная жемчужинка. Подняв его, она поняла, что это была шляпная булавка. Булавка проржавела, это значило, что она довольно долго пролежала на мокрой земле и сырой траве. Жемчужина оказалась красивой, каплевидной (наподобие тех капель, что задерживаются на кончике крана и приобретают грушевидную форму, перед тем как упасть), но наверняка не настоящей, а всего лишь дешевой подделкой; будь она настоящей, хозяйка, потерявшая ее, стала бы искать булавку и нашла бы обязательно, ведь та лежала на самой поверхности, чем и объяснялось обстоятельство, что достаточно было наехать на нее колесом, чтобы острие поднялось вверх и проткнуло шину.

Подобрав повыше юбку, молодая женщина присела, чтобы получше осмотреть повреждение «Данлопа». Если бы дело ограничилось проколом, Эмили с этим бы справилась, но если камера пострадала еще и от большой нагрузки и потому прорвалась, следовало обратиться к механику.

И когда Эмили опустилась на колени, вдруг в одном из них она ощутила резкую боль, словно ее ужалила пчела или оса. Посмотрев на правое колено, она увидела, что в него наискосок вонзилась вторая шляпная булавка, на этот раз с белой жемчужиной.

Булавка пронзила ей эпидермис, дерму и вошла в синовиальную оболочку сустава.

Сначала Эмили подумала, что неудобно в столь ранний час стучаться в двери дома тридцать один по Мейн-стрит. А между тем, если принять во внимание проколотую шину и раненое колено (булавка по-прежнему торчала в нем, ведь Эмили помнила, что шаман никому не разрешал самим вытаскивать стрелы), она нуждалась в посторонней помощи.

Самым близким к ней жильем был дом Райтов; с места, где она находилась, виднелся дымок, поднимавшийся от его труб двумя хорошо различимыми струйками, которые соединялись, образуя маленькое темно-серое облачко, зависшее над домом, подобно Вифлеемской звезде, указывающей ей путь к спасению.

И она направилась к деревне. Несмотря на боль, пронзавшую ее колено, едва она ставила ногу на землю и на которую не могла опереться, Эмили должна была еще и двигать велосипед, перемещавшийся с трудом из-за слетевшей шины, который с каждым поворотом колеса при его соприкосновении с рыхлой землей и мокрой травой словно становился все тяжелее.

Чтобы немного отвлечься от своих страданий, Эмили попробовала представить себе довольно холодный прием, к которому ей следовало готовиться, особенно со стороны отца Элси.