В какой-то момент я не выдержала. Представила, что это все могло произойти с моей мамой, и разрыдалась — громко, навзрыд, зажимая рот рукой, проклиная себя за слезы. Яр резко затормозил, свернув на обочину, а черный катафалк, не прекращая движения, начал удаляться от нас. И тут я больно закусила губы и прокляла себя за этот срыв. Я должна была держаться и поддерживать его, а не вызывать к себе жалость. Яр просто сильно прижал меня к себе, целовал мои волосы.

— Тихо, моя маленькая. Тихо, — повторял он мне. — Не выходи из машины на кладбище….

— Нет. Нет! Со мной все в порядке. Правда, — отстраняюсь от Ярослава, утираю слезы. — Поехали. Пожалуйста. Я с тобой. Всегда и до конца, — он ничего не ответил, минуту смотрел мне в глаза затуманенными, уставшими зелеными глазами, а потом завел двигатель и резко рванул с места, с легкостью догоняя катафалк.

На кладбище мы были одни. Что меня очень удивило. Ни родственников, ни друзей, ни знакомых. Только я, он и пара мужчин-могильщиков поодаль. Яр открыл багажник своей машины и начал вытаскивать оттуда корзины с розовыми тюльпанами. Теперь эти цветы всегда будут вызывать во мне боль.

Солнце пекло, птицы пели, а ласковый ветерок нежно нас обдувал. И все это великолепие погоды контрастировало с мрачной аурой вокруг нас.

Мы просто стояли перед гробом и смотрели на его мать. Мне не верилось, что она мертва. Она просто была очень бледной. Казалось, она заболела и просто спит, мне даже казалось, что ее грудь вздымается и опускается в такт размеренного дыхания. С каждой минутой Яр все сильнее и сильнее стискивал мою руку, причиняя легкую боль. Но я терпела ее. Она подсказывала мне, что ему больнее в тысячу раз, и я не имею права вновь расплакаться.

Через какое-то время Яр опустил мою руку. Вытащил из корзины пару тюльпанов, подошел к матери и вложил ей их в руки на груди. А потом опустился перед ней на колени. Я глотала беззвучные слезы, не прекращая смотреть на Ярослава, а они, проклятые, никак не хотели заканчиваться. Почему жизнь так несправедлива? Судя по тому, что мы на кладбище одни, у Ярослава никого не было кроме матери. А судьба забрала у него и ее. Он что-то тихо говорил. Настолько тихо, что я улавливала лишь отдельные слова, которые никак не могла связать. Я четко запомнила имя Артем, он несколько раз его повторял с каким-то надрывом. Потом замер, погладил мать по руке, поцеловал в лоб, поднялся с колен, подошел ко мне и кивнул могильщикам. Яр обхватил меня за талию и развернулся вместе со мной, не желая смотреть, как закрывают крышку гроба, опуская ее в могилу.

Когда послышались броски земли, он прижал меня к себе, зарылся лицом в мои волосы и начал тихо шептать.

— Наверное, даже лучше, что моя мать так и оставалась в своих иллюзиях. Так лучше. Пусть она не помнила меня, зато и не помнила всего другого… — мне очень хотелось спросить, о чем он говорит. Даже казалось, что именно сейчас он ответит мне на все вопросы. Но я молча прижималась к любимому, слушая его размеренное сердцебиение. Когда мы обернулись, могильщики уже устанавливали крест с простой табличкой с именем, датами рождения и смерти. Его матери было всего лишь пятьдесят три года, и умерла она за неделю до своего дня рождения.

Один из мужчин подошел к Ярославу и начал рекламировать памятники из гранита, рассказывая, насколько это выйдет дешевле, если он обратится именно к нему. Но Яр отмахнулся от него, как от назойливой мухи, говоря, что уже заказал памятник. Мужик ретировался, а Ярослав подхватил корзины с цветами и поставил рядом с могилой, взял охапку цветов из одной корзины и просто раскидал их по холмику. Вот и все, никаких венков и траурных лент с надписями, только море розовых тюльпанов и пение птиц в небесах.

Он взял меня за руку, потянул к машине. Но я застыла как вкопанная, когда увидела два огромных джипа, останавливающихся рядом с машиной Ярослава. Я еще не видела, кто там, но по напряжению Яра поняла, что это явно не родственники. Из второго джипа вышел Ваха, одетый во все черное с черными очками на глазах, словно этот траур для него что-то значит. А следом за ним два парня, которые недавно утащили меня из квартиры. Они держали огромные венки из живых цветов. А мне хотелось крикнуть этим людям, чтобы оставили эти венки для своих могил и убирались отсюда. Чтобы не смели подходить к нам и к могиле его матери и не оскверняли ее своим присутствием. Ваха двигался в нашу сторону уверенным шагом, а его псы бежали за ним как шакалы. Я понимала, что во втором джипе тоже есть люди, наверное, охрана. Хотелось задать вопрос: «Что, так боишься за свою шкуру?»

— Иди в машину, — резко, в приказном тоне говорит мне Ярослав, а я медлю, не знаю почему. Желание общаться с этими ужасающими людьми у меня не было. Но я очень переживала за Ярослава и не хотела оставлять его одного. — Немедленно в машину! — повышая тон, командует он, вынуждая меня вздрогнуть. И я иду, а когда один из мужчин, несущих венки, гадко улыбается мне и подмигивает, так и вовсе влетаю в машину, блокируя двери.

Я глубоко дышала и смотрела, как Ваха, сняв очки, подходит к Ярославу и хлопает его по плечу в знак утешения. Яр отшатывается от его притворной поддержки, стискивает челюсть, и постоянно сжимает и разжимает руки. Боже, зачем эти люди вообще приехали? Разве они не понимают, что лишние здесь и это все личное?

Разговаривают они не долго. Потом Ваха вновь пытается хлопнуть Ярослава по плечу, но тот отходит, а Ваха делает вид, что ничего не замечает, кивает своим псам, и те спешат положить венки на могилу матери. Все происходит мгновенно. Яр резко вытаскивает из куртки пистолет и целится в парней, которые бросают венки на землю и тоже вытаскивают оружие, наставляя на Яра. А из второго черного джипа вылетают еще три охранника. Я не знаю, что я творю, мной руководят приближающаяся истерия и жуткий страх за Ярослава. Я открываю двери, вылетаю из машины, подбегаю к Яру и хватаюсь за его свободную руку.

— Что ты творишь?! — почти рычит он, толкает меня к себе за спину.

— В чем проблема, Монах? — раздается голос Вахи где-то позади нас. — Мы от чистого сердца пришли к тебе с соболезнованиями. А ты устраиваешь спектакль, пугая девочку.

— Пусть они даже не смеют опускать эти венки на могилу моей матери! Иначе я успею снести башку минимум одному, пока остальные отреагируют! — с яростью рычит Ярослав. Ваха усмехается, что-то говорит своим людям на своем языке и те грубо отпихивают венки в сторону другой могилы. Яр медленно опускает оружие и все остальные следуют его примеру. Ваха недовольно бросает своим людям пару слов, и псы спешат бережно и аккуратно поднять венки и уложить их на чужую могилу как положено. В воздухе повисает напряжение. Мое сердце болезненно ноет и отбивает грудную клетку.

Люди Вахи спокойно проходят мимо нас, садясь в машину. Но прежде чем двинуться с места, Ваха говорит свое последнее слово.

— Завтра в семь вечера, Монах. Планы поменялись, — стальным голосом отдает он команду и машины срываются с места. Яр устало трет лицо руками, хватает меня за руку и тянет к машине.

Всю дорогу мы вновь молчим. Я пыталась собрать в голове лихорадочные мысли и прийти в себя. Яр просто вел машину, пристально смотря на дорогу. А я боялась его потревожить. Смотрела на его напряженное осунувшееся лицо, красные глаза и залегшие под ними тени. Это так много для меня.