Мейтланд устало сидел на откосе. Очевидно, молодой водитель принял пылающую машину за какой-то праздник у бродяг или за костер, чтобы приготовить ужин. Даже оттуда, где сидел сам Мейтланд, теперь было совсем не видно, что машина горит.

Уже шел одиннадцатый час, и в квартирах на верхних этажах гасли огни. Слишком усталый, чтобы двигаться, размышляя, где же теперь провести ночь, Мейтланд уставился в землю. В десяти футах от него белел треугольник выброшенного бутерброда. Мейтланд посмотрел на него, забыв о боли в покалеченной ноге.

Не думая, он пополз к бутерброду. Мейтланд не ел уже 36 часов, и ему было трудно собрать мысли. Он не отрывал глаз от двух ломтиков хлеба, зажатой между ними курицы и майонеза с отпечатком зубов молодого парня.

Схватив бутерброд, Мейтланд жадно сожрал его. Опьяненный вкусом животного жира и влажной текстурой намазанного хлеба, он не делал попыток удалить крошки земли, а доев, облизал пальцы и исследовал склон, не найдется ли там еще кусочков курицы.

Когда он подобрал костыль и направился обратно к «Ягуару», пламя потухло, и в воздух поднимался последний дым из двигателя. Пошел мелкий дождик, и на головке цилиндров шипели капли.

Переднюю часть машины сожрал огонь. Мейтланд забрался на заднее сиденье. Прихлебывая из бутылки бургундское, он осмотрел обуглившийся приборный щиток, руль и обгоревшие до пружин передние сиденья.

Несмотря на неудачу с поджогом машины, Мейтланд ощущал тихое удовлетворение от того, что нашел выброшенный бутерброд. Как ни мало было это событие, оно запечатлелось в уме как еще один успех, которого он добился, оказавшись на необитаемом острове. Рано или поздно он заговорит с этим островом на равных.

Мейтланд спокойно проспал до рассвета.

Солнечные лучи, пробравшись через путаницу почерневших проводов, упали на приборный щиток машины. Вокруг задымленных окон на теплом ветру колыхалась высокая трава. В эти первые минуты после пробуждения Мейтланд лежал на заднем сиденье, глядя через закопченные стекла на откос автострады. Он стряхнул с лацканов смокинга засохшую грязь. Было восемь часов утра. Мейтланд удивился полной тишине окружающего пейзажа, жуткому отсутствию неустанного шума в час пик, разбудившего его накануне, – как будто какой-то разгильдяй-техник, ответственный за поддержание всей иллюзии этого заточения на необитаемом острове, забыл включить звук.

Мейтланд пошевелился. Тело задеревенело. Распухшая нога лежала рядом, как часть какого-то невидимого напарника. В отличие от ноги, остальное некогда мощное тело за ночь сжалось. Кости плеч и ребра торчали под кожей, словно старались отделиться от окружавшей мускулатуры. Мейтланд провел обломанным ногтем по щетине на лице. Мысли уже вернулись к съеденному перед сном бутерброду с курицей. К зубам пристал успокаивающий жирный вкус мяса и майонеза.

Мейтланд сел и посмотрел на переднее сиденье. Из обгоревшей кожи торчали пружины. Хотя физически он ослаб, голова работала ясно и четко. Он понимал, что какую бы попытку вырваться с этого острова ни решил предпринять, она не должна лишить его последних сил. Вспомнив, какую враждебность вызывало в нем его покалеченное тело, он придумал способ, каким будет мучить себя, чтобы продолжать движение. Отныне ему следует немного расслабляться и беречь себя. Чтобы придумать путь к спасению, понадобится еще несколько часов – возможно, целый день.

Основные проблемы, с которыми он частично уже встретился, – это как добыть питьевую воду, пищу и какое-нибудь сигнальное устройство. Кроме того, без помощи ему никак не выбраться с этого острова – откос слишком крут, и даже если лебедкой вытянуть себя наверх, к моменту подъема на балюстраду ему вряд ли удастся сохранить сознание. А выбравшись на дорогу, он запросто может попасть под грузовик.

Мейтланд толкнул дверь и подобрал свой костыль. Даже от этого малого усилия закружилась голова. Он прислонился к сиденью. Стебли измятой травы, просунувшись в открытую дверь, касались его ноги. Упругость этой жесткой травы являлась моделью поведения и выживания.

Его стошнило на дверь. Глядя, как комки серебристой слизи каплями стекают на землю, Мейтланд неуверенно оперся на костыль и прислонился к машине, сомневаясь, долго ли сможет простоять. Заляпанный смокинг на несколько размеров больше исхудалых плеч раздувался на ветру.

Мейтланд поковылял вперед, осматривая повреждения «Ягуара». Участки травы вокруг выгорели, обнажив круги черной земли. Огонь вывел из строя аккумулятор и электропроводку, прожег дыру в приборном щитке.

– Чертовски тихо… – пробормотал себе Мейтланд.

Ни машин, ни автобусов в аэропорт. Над жилыми домами одиноко маячили на солнце антенны.

Куда же, черт возьми, все подевались? Боже… Какой-то психоз. Мейтланд нервно покрутил костыль и заковылял по обгоревшей земле, стараясь найти на этом пустынном пейзаже хотя бы одного персонажа. Может быть, ночью разразилась мировая война? Может быть, где-то в центре Лондона обнаружился источник смертельной заразы? За ночь, пока он спал в сгоревшей машине, всеобщий тихий исход оставил его одного в покинутом городе.

В 300 ярдах к западу от острой вершины острова, за перекрестком, где к автостраде примыкала другая дорога, появилась одинокая фигура, толкавшая на восток мотоцикл. Человека почти не было видно за пустырем, но в ярком солнце Мейтланд ясно различил длинные белые волосы, ниспадавшие со лба на плечи.

Пока Мейтланд смотрел, как старик толкает свою заглохшую машину, его внезапно охватил такой страх, что заглушил чувства голода и усталости. Какая-то бредовая логика убедила его, что старик идет за ним – возможно, не прямо, а каким-то окольным путем через лабиринт дорог, – но в конце концов он придет в точку, где с ним, Мейтландом, случилась авария. Более того, Мейтланд был уверен, что машина, которую катит старик, – вовсе не легкий мотоцикл, а страшное орудие пыток, которое старик взял с собой в свой бесконечный кругосветный путь, и эти цепные передачи произведут свою кару над и так уже израненным телом Мейтланда.

Придя в себя, Мейтланд начал наугад бродить по автомобильному кладбищу, шатаясь и ковыляя в этом выгоревшем кругу. Белая голова старика по-прежнему виднелась на ведущей на восток полосе, его глаза не отрывались от пустой дороги перед собой. Солнце освещало потрепанную одежду и старый мотоцикл.

Мейтланд присел в траве, радуясь, что высокая трава скрывает его от приближавшейся фигуры. Он взглянул на циферблат календаря на часах в тот самый момент, когда из туннеля виадука, ревя дизелем, выполз пустой трейлер.

24 апреля…

Суббота! Начались выходные. Он разбился во второй половине четверга и уже провел две ночи на острове. Теперь наступило субботнее утро, и этим объяснялись тишина и отсутствие машин.

С облегчением Мейтланд поковылял обратно к «Ягуару» и попил воды, чтобы успокоиться. Старик со своим мотоциклом исчез из виду где-то за виадуком. Мейтланд растер руки и грудь, стараясь унять дрожь. Не померещилась ли ему эта одинокая фигура, не сочинил ли он сам этот призрак какой-то детской вины?