Я хотела встать, не продрав глаз – от холодной воды живо проснусь, – но столкнулась с Рыжим лбом. А потом губами. А потом…

– Этак мы вовсе никуда не поедем, – выдохнул Рыжий, а я поцеловала его в висок, пригладила жесткие волосы и вдруг замерла.

За левым ухом у него оказалась родинка. Не очень большая, а если не приглядываться, и не заметишь… Вот только формой эта родинка напоминала звезду о четырех лучах, а еще имелась рядом вторая, совсем маленькая, продолговатая – это был хвостик кометы…

«Так не бывает, – сказала я себе. – Показалось. А это просто сор какой-то налип, вот тебе и кажется невесть что! И даже братом Саннежи Рыжий никак быть не может… или может?»

– Ты что? – Он открыл темные глаза и улыбнулся.

– Боюсь, – честно ответила я, решив разбираться в этих странностях уже после того, как мы уничтожим фей. Если сумеем, конечно. – То, о чем рассказал дух леса… И Эмилия… Я понимаю, Рыжий, она тоже отродье фей, но это еще и моя племянница, и дочь моей сестры, да просто маленький ребенок! Она-то уж точно ни в чем не виновата…

– Вот именно поэтому – чтобы не было больше таких, без вины виноватых, как твои племянники, – нам надо выжечь эту мразь, – серьезно сказал Рыжий и поцеловал меня так, что голова закружилась. – Собирайся. Надо ехать.

– А ты сам-то как, после бури этой? – спросила я, положив руку ему на плечо.

– Теперь меня еще на парочку таких хватит, – лукаво улыбнулся он и сел. – Но чуть погодя. Пора. Время не ждет.

Дорожку дух леса нам и впрямь оставил, пусть не прямохожую, но не вовсе запутанную.

Тван шел по пятам за Твэем, остальные следовали за нами. Ян возбужденно посвистывал, глядя по сторонам, Медда бормотала что-то под нос, когда дорогу преграждал очередной рухнувший лесной великан, но это не отвлекало.

Клешнявый остался на побережье, ждать известий. Поселок-то вовсе опустел, а он пристроился в хижине поодаль, там его не враз бы заметили, а даже если так, ему хватило бы времени удрать.

Поместье Марриса оказалось не очень большим, и, похоже, еще совсем недавно оно выглядело ухоженным, но вездесущая сушь и здесь выжелтила живые изгороди из можжевельника и не знакомого мне хвойного кустарника, заставила деревья сбросить листья раньше времени…

– Господин не принимает, – талдычил старик-дворецкий.

Понимаю его, наша пестрая компания вряд ли могла прийтись по вкусу любому порядочному слуге!

– Передай, у нас дурные вести о сыне господина, – серьезно сказал Рыжий. – И еще – мы знаем, кто тому виной. Может, после этого примет?

Тот вскоре вернулся и сказал без особой охоты:

– Господин распорядился впустить вас. Но не утомляйте его, он стар и болен.

– Не беспокойся об этом, почтенный, – серьезно ответил Рыжий, и мы вошли в дом.

Когда-то, наверно, тут устраивали приемы, или же охотники после славного дня хвастались добычей, но теперь было пыльно, пусто… серо.

Старик хозяин принял нас в большой комнате, где был жарко натоплен камин, а сам он так кутался в шали и пледы, что напоминал кокон… из которого может вылупиться чудовищная бабочка.

– Слуга сказал, вы знаете что-то о моем сыне? – проскрипел он.

– Да, сударь, – ответил Рыжий и прямо сказал: – Он мертв.

Откуда у него взялась такая уверенность, я не представляла, хотя… человек, способный устроить такую бурю, наверно, может узнать, жив кто-то или нет!

– Более того, мы знаем, кто его убил, – добавил Рыжий. – И почему.

– Ну, говори же, – кивнул старик, а я вдруг увидела его глаза: темные, почти без блеска, цепкие, совсем молодые на сморщенном лице… не человеческие.

– Убил его еще один из вашей породы. Молодой и жадный. Тот, что вытянул силу из окрестных земель на несколько дней пути окрест.

Старый Маррис выпрямился, скинув плед.

– А ты взял мою племянницу, – проговорила я, открыв лицо. – Маленькую Эмилию, дочь Рикардо. Мы квиты.

Он опешил, клянусь.

– Королевская кровь? – выговорил он.

– А будто не за мной ты послал Эйнавара? Кем он тебе приходился, сыном, внуком, правнуком?

– Пра… да что толку считать те «пра»! Пускай – правнуком… – ответил старик. – Но он не знал. Думал – сын…

– А я тебе зачем понадобилась? – спросила я, наклонившись ближе и глядя ему в глаза. Вот странно, у Рыжего похожие, темные, порой тоже без блеска, но всегда живые, пускай иногда и страшные, а у этого – пустые и холодные! – Решил забрать мою силу? Через правнука своего? Или хотел, чтобы он привез меня сюда, а ты уж напитался бы, пиявка старая… Как бы тебе не лопнуть!

– Я просто хочу жить… – просипел он. – Видишь, каким я стал? А еще недавно был навроде этого вот… огнеглазого. Нас с Эйнаваром за братьев принимали…

– И сколько лет ты здесь… жируешь? – шепотом спросила я.

– Много… – ухмыльнулся он, – и не счесть уже. Я еще твоих пращуров застал, королева, тех, что выгнали фей прочь, за врата, в чужедальние края, куда теперь никому нет хода… Но во мне, королева, их крови всего-то осьмушка, мне не попасть в волшебные чертоги. Спасибо и на том, что руки-ноги на месте!

– А Рикардо – полукровка? – живо поинтересовался Рыжий.

– Почти. Не знаю, как это называется, когда с обеих сторон полукровки.

– Откуда же он такой взялся? – нахмурилась я и присела напротив старика.

– Из бродячего балагана, – был ответ, – в котором уродов представляли. Хозяин нарочно их свел, а куда им деваться? Так Рикардо и народился. Вернее, назвали-то его иначе, это имя он себе взял позже.

– А откуда ты знаешь?

– Так мы родня, – сказал старик. – А через его кровь, через кровь этой девочки я многое узнал. И не кляни меня, королева. Ты даже представить не можешь, что могло вырасти из этой малышки.

– Что-то вроде тебя?

– Меня! – сипло засмеялся он. – Я уже старик, вреда от меня никакого… Знаю, королева, те, кто может видеть, убегают в ужасе, если разглядят, каков я и мои потомки… Да только, клянусь остатками жизни, я никогда не вредил твоему роду. Твой пращур оставил меня в живых. Мы с ним… – Он замолчал.

– Ну, говори же, – велела я. – Что – вы с ним?

– Я прикажу подать вина, – сказал старик. – А вы усаживайтесь. Разговор будет долгий…

Я взглянула на Рыжего, но тот пожал плечами – мол, сама решай. Старик покамест не внушал опасений, но топорик я все же держала под рукой.

– Было это в стародавние времена, – нараспев произнес Маррис-старший, когда дворецкий принес вино и закуски, – когда последних фей выгоняли из