Щека Меньшикова предательски дёрнулась. Он справился с собой и выдавил:

— Один из Морозовых уже смог дискредитировать вашу семью. И я не хочу, чтобы это случилось на государственном уровне.

— Вот как? — удивился я. — Это не Александра ли Морозова вы имейте в виду? Если да, то мне говорили другое. Например, что он, рискуя жизнью, остановил чуму в Империи.

Глаза Меньшикова зло блеснули:

— Он был тёмным, юноша.

Я равнодушно пожал плечами:

— Как и я. Но я не опозорил семью да и у Синода нет нареканий.

— Послушайте княжич, вы забываетесь, — зло прошипел Меньшиков, темнея лицом. — Вы слишком мало живете на этом свете и не знаете простых вещей.

— Интересно, — хмыкнул я, шально улыбнувшись, — это каких же?

— Вам стоит слушать взрослых людей и поменьше зубоскалить. Надо учиться быть скромным. Тем более, раз вас угораздило родиться в таком семье…

— Нет, это вы послушайте, — перебил я зарвавшегося дипломата, — И запомните, потому что два раза я повторять не стану.

— Что?

— Здесь, и у нас на родине разрешены дуэли. Если вы ещё раз скажете хоть одно слово обо мне или о членах моей семьи, как живых, так и почивших, — я приблизился к нему почти вплотную, чтобы понизить голос до зловещего шепота, — разговор между нами будет другой. И можете не сомневаться, я устрою вам свидание с Александром Морозовым. И возможно вам удастся повторить ему все сказанное ранее лично. Уж поверьте, посмертие может дать вам такой уникальный шанс. И имейте в виду, сударь, если я пожалел и не стал убивать младшего Долгорукого — это не значит, что я пощажу вас.

Глаза Меньшикова округлились. Он смотрел на меня, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Но из глотки консула не вырвалось ни звука.

— Ну вот и славно, — усмехнулся я, и по-дружески похлопал Меньшикова по плечу, отчего тот вздрогнул. — Берегите себя, дорогой человек. И следите за тем, что говорит ваш язык. Он вам может еще понадобиться.

Затем я спокойно развернулся и направился прочь. По пути взял бокал с темным содержимым с подноса официанта и пригубил густой напиток с травяным вкусом. Вечер мне нравился. Жаль, что наставника нет рядом. Ему бы тоже было тут интересно.

Глава 20 А король-то голый...

Невозможно было привыкнуть к виду местной аристократии. Уж больно пестрым было их одеяние и украшения. Я ожидал перьев и золота, но оказался не готов к обилию пирсинга, ярким тканям, множеству рисунков на коже. Заточенные зубы с вживленными в них камешками тут были почти у каждого. Глаза многих отсвечивали камерами. Про дикие прически говорить не хотелось. На их фоне Вагош выглядела очень сдержанной. А я и вовсе был белой вороной в черном плаще. Затеряться в толпе мне не удалось бы при всем желании.

— Забавные тут людишки собрались, — отвлек меня от размышлений чей-то голос.

Я обернулся и увидел странного человека. Странным он казался на фоне остальных аборигенов. Он был местным, о чем свидетельствовала обычное для города облачение состоящее из шаровар и сандалий. Богатой казалась накидка на плечах. Та была украшенной цепочками, камнями и соединялась на груди крупной нефритовой пряжкой. На лбу незнакомца сияла диадема из привычного уже золота. Его широкое лицо не было гладко выбрито, что отличало его от основной массы присутствующих. Небольшая борода придавала его облику что-то родное и домашнее. Седина делала мужчину старше, но нечто мне подсказывало, что он не стал закрашивать белые волосы только для того, чтобы отвлекать внимание от древних глаз. В них клубилась тьма, от вида которой становилось не по себе.

— Где мои манеры, — спохватился мужчина и протянул мне руку, — Васа.

— Михаил, — ответил я, также не отягощая знакомство отчеством.

Его ладонь была сухой, а пожатие пальцев крепким. Я отстраненно отметил, что в отличие от других гостей Васа не обвешан золотом с ног до головы. На его запястьях бряцали каменные браслеты и скромные с виду часы на кожаном ремешке, с накрытым крышкой циферблатом.

— Как вам местное общество? — уточнил новый знакомец и взял бокал с подноса у проходящего мимо официанта.

— У вас отличное произношение, — мягко ушел я от ответа. — Вы много общаетесь на русском.

Васа скривился, но все же пояснил:

— Реже, чем хотелось бы. Тут не так много носителей вашего языка.

— Консул неплохо говорит, — я кивнул в сторону Меньшикова, который бросал на меня хмурые взгляды из угла комнаты.

— Этот? — уточнил мужчина. — У него же на лбу написано, что он высокомерный ублюдок.

От такого определения я хмыкнул, но возражать не стал.

— Не удивлюсь, если он носит татуировку с портретом первого императора на груди под сердцем.

— Возможно, — сдержанно ответил я.

Мы чокнулись бокалами и пригубили напитки.

— Так вы мне не ответили, — напомнил Васа, давая понять, что не желает уходить от темы.

Я понимал, что такую манеру держаться мог позволить себе кто-то обремененный серьезной властью и силой. Васа не пытался казаться значимым или богатым, как остальные присутствующие. А его небрежная прическа давала понять, что для приема он не прихорашивался. Это располагало. Потому я пожал плечами и заговорил:

— В этой стране мне все кажется странным. Но вы должны мне простить это.

— Должен? — удивился мужчина и поперхнулся питьем.

— Я вырос в небольшом городке, в глубокой провинции Российской Империи. Там я пас овец и отгонял от них волков большой палкой.

Васа громко расхохотался, запрокинув голову и ударив себя по бедру. Потом залпом осушил бокал и небрежно сунул его кому-то проходящему мимо. Человек рассеянно принял посуду и лишь потом оглянулся на нас, но взгляд гостя прошел сквозь моего собеседника. Я сделал вид, что ничего не заметил, но внутренне напрягся. Васа не обратил на это внимания.

— Палкой, — мужчина утер выступившие на глазах слезы. — Ну и насмешили вы меня, молодой человек.

— Ну почти так все и было, — улыбнулся я. — Мне непривычно быть в высшем обществе. Я не хочу опозориться и сделать что-то недостойное.

— А чем это может вам навредить?

— Брат принял в семью бастарда, то есть меня,