в их сторону. И конечно, беззащитная ладошка сына в его руке и босые, обсыпанные песком ноги Верочки были более уместны в том пейзаже, чем нелепые каблуки туфель-лодочек и вечерний грим дамочки полусвета, таявший под лучами солнца. Это был конец. Набоков попросил обратно свои письма, не желая оставлять следов этой истории своим будущим биографам. Но апокрифы? Разве для них нужны доказательства? Письма? Они создаются из воздуха, которым дышат окружающие гения люди. А потом будет еще хуже – и даже не апокрифы начнут создаваться, а просто глупый вымысел. Сколько лет прошло после смерти Шекспира, а ведь не перестают появляться разные сенсации: и что вместо Шекспира писали совсем другие люди, начиная от Марло и Мора до Елизаветы, и что он был гомосексуалистом и педофилом, и прочее и прочее. Вот погодите, чем больше интерес к покойному будет, тем больше грязи выльют. И тут будет все: от предположения, что он сам был еврей, до того, что он был гомосексуалистом или педофилом, или тем и другим одновременно, а может, еще и зоофилом – учитывая его любовь к бабочкам. И ничего не поможет: ни справка о крещении, ни русские дворянские корни, ни наличие жены и ребенка. Людям нужна грязь, люди хотят видеть изнанку гения, чтобы не чувствовать себя ничтожествами в сравнении с великими. Пушкину, например, не повезло, его начали травить еще при жизни, это потому, что он стал классиком до того, как умер. А время славы Набокова еще сильно впереди. Потом вам, молодой человек, мои пражские сплетни на таком фоне будут казаться легким преувеличением. Но вообще-то говоря, даже став священником, я никогда не утрачивал интерес к литературоведению. Более того, именно Достоевский в свое время и привел меня к моему нынешнему поприщу, за что я ему, покойнику, страшно благодарен. Так что благословляю вас на это интереснейшее занятие…

Когда-то, еще в своей мирской жизни, мне ужасно хотелось написать дневник Свидригайлова. Если помните, он все грозился в Америку уехать, а потом застрелился, тем самым приравняв Новый свет к Тому свету. Как это у вас поется, «лучше нету того света», шучу, конечно. Что хотел найти Свидригайлов в Америке? Зачем она ему была нужна? Потому что молоденькие девочки России надоели, проклятый царизм душил его свободную душу или еще что-то? Вот пока я про это думал, решил, что не смогу как следует написать, да и в Америку как-то не сподобился съездить, а писать про то, что не видел, не знаю и не чувствую, не хотел. А потом оглянулся вокруг, оказывается, это идея насчет дневника Свидригайлова не только одному мне в голову приходила. И кто только не пытался это сделать! Даже любознательные барышни и литературные дамочки, не говоря уж о лицах мужского пола разной степени талантливости. Все потому, что Свидригайлов, на мой взгляд, один из самых правдиво написанных персонажей у Достоевского. Да и Америка, как ни крутите – привлекательна. Одни думали, что – олицетворяя жизнь после смерти – поездка туда была то ли попаданием в Рай, то ли в Ад. Этот вопрос решался каждым из писавших за Свидригайлова по-своему, в зависимости от личного отношения к Америке. Так что опоздал я со своей придумкой, а там уж не до этого было – стал готовиться к пасторскому служению. А вы, Вадим, не хотели бы написать дневник, например, набоковской Лолиты, пока кому другому это в голову не пришло?

– Ну, что интересного может быть в дневнике двенадцатилетней девочки? Это вам не рефлексирующий Свидригайлов, одни глупости да грамматические ошибки. Нет, это не для меня.

Вадим представил себе, что может написать его унылая дочь-подросток, абсолютно ничем не интересующаяся в жизни особа, и его даже передернуло. Тут он вспомнил о Машеньке и подумал, что вот, наверное, ее бы дневник он с удовольствием прочитал, если она и там такие вопросы ставит и пытается решить, как тогда в храме. – Ну, хотя вы правы, разные девочки бывают даже в этом возрасте.

– Да-да, и я про то же говорю. Вот я сейчас из своей нынешней практики пример приведу. Я нынче одну статью начал писать для богословского сборника о святом Иосифе-обручнике. Если вы помните, то Деве Марии было как раз двенадцать лет, когда ее отдали старцу Иосифу под его опеку, обручив его с девочкой. Святой Иосиф оберегал девство Марии, относился к ней по-отечески и вдруг понял, что она беременна. Конечно, он стал негодовать от такого коварства и впервые увидел в этой девочке – женщину. Как он себя почувствовал? Жила-была девочка-скромница, шила там что-то для храма, гладью вышивала, и на тебе! Получалось, что у него под носом она отдала кому-то то, что он так честно хранил и оберегал даже от себя, то, о чем он и думать не смел. Тут и его дети взроптали – по еврейскому обычаю Иосиф с сыновьями должны были ее камнями до смерти забить, да и дочерей незамужних после такого позора было бы невозможно пристроить. Иосиф решил выгнать Марию из дома. А знаешь, что сказала ему эта девочка на все его вопли? В церковных песнопениях говорится, что Пречистая прямо сказала ему: «Что ты смущаешься и дряхлуешь, видя Меня непраздной? Ты не ведаешь страшного таинства, которое во Мне. Отложи всякий страх, познавая преславное. Ныне в Моем чреве Бог. Он нисходит на землю и принимает плоть по милости, хотя спасти людей. Ты Его увидишь по рождении, как Он благоволил, и в радости Ему поклонишься, как Твоему Создателю». – Поверил бы он Марии о непорочном зачатии, если бы не Святой дух, который явился к нему с объяснениями о чуде? Может, да, а может, и нет. В любом случае, было задето его мужское достоинство. Однако дальше он уже берет на себя обязанности мужа и отца, оберегает не только бедную сиротку, но и ее младенца. Божий сын назовет его своим земным отцом, а детей Иосифа будет считать своими братьями и сестрами. Иосиф и Мария так и не вступили в брак, прожив друг с другом в состоянии обручения. Бог выбрал Марию для рождения богочеловека за ее праведность, за ее женскую мудрость и способность к великой любви, заступничество за человечество, погрязшее в грехах. Вот хоть и редко, но и такие девочки в двенадцать лет бывают, а вы говорите, что может быть интересного в их головах?

Вадим засмеялся и обещал подумать над этим. Больше они к обсуждению девочек-подростков в этот вечер не возвращались. Вадим рассказывал отцу Михаилу все новости церковной жизни в Москве, а отец Михаил обещал ему показать Прагу и даже свозить на могилку матери Набокова, если тот, конечно, захочет это сделать. Вадим даже думал рассказать отцу Михаилу про свое знакомство с семейством шкипера и про странную девочку Машеньку с ее вопросами о вере, но почему-то передумал.

– Интересно, – начал размышлять Вадим по дороге от отца Михаила к церковному дому, где остановились паломники из России, – как бы я отреагировал, если бы узнал, что моя дочь лет в пятнадцать забеременеет от непонятно кого? Ну, допустим, камнями не забью и всякие там глупости, что она всех нас опозорила, кричать тоже не буду. Но вот чувство брезгливости к ней определенно появится – самое гадкое, когда в девочках начинает проявляться бабье. Я за это и пышногрудых девиц никогда терпеть не мог – вымя нужно только для кормления, а женская грудь как предмет сексуального влечения должна помещаться на мужской ладошке. Тут Вадим вспомнил, как один доцент преподавал диамат в его институте, иллюстрируя для наглядности все законы диалектики русскими поговорками. Закон перехода количества в качество через революционный скачок, по его мнению, ярко демонстрировала народная мудрость в присказке «девкой меньше – бабой больше». А баб Вадим просто не переносил, да и с женами обычно расставался после рождения детей – не мог больше заниматься с ними сексом. Потом он снова подумал про Машеньку. А как бы «шкипер» прореагировал, если бы узнал, что его вся такая духовная девочка уже не девочка, спит с престарелым