100 лет, вот что важно. Не из сочувствия к одному человеку я социалист, а имея в виду наш народ. Я хочу, чтобы народ, давший нам жизнь, существовал и в будущем»[630].

И после захвата власти Гитлер то и дело подчеркивал значение социального вопроса. На открытии имперского партсъезда 7 сентября 1937 г. он заявил: «Среди больших проблем, которыми полнится сегодняшнее время, социальная стоит на одном из первых мест»[631]. В «Монологах» в ставке фюрера он заметил 1 августа 1942 г., что однажды данный социальный порядок можно поддерживать только «если считать людей очень глупыми»[632]. В речи к 11-й годовщине захвата власти, оглядываясь на 1933 г., Гитлер назвал четыре главных задачи, которые тогда стояли, причем на первое место поставил решение социального вопроса, поскольку только так можно было бы восстановить потерянный внутренний общественный мир[633]. Все эти высказывания подтверждают, что — как пишет статс-секретарь Гитлера Мейсснер в своих мемуарах — он «с особым интересом относился к социальной проблеме и уравниванию рабочего класса и буржуазии»[634].

Как и благодаря какому жизненному опыту Гитлер обратил внимание на социальную проблему и как он представлял себе решение этого вопроса? Что касается первой части вопроса, тут мы можем привлечь лишь собственные высказывания Гитлера, в которых он ссылался на опыт венского периода (1908–1913), на то, что он непосредственно видел сам и на опыт социальной нищеты: «Вена после рубежа веков относилась к социально самым неблагополучным городам. Сияющее богатство и отталкивающая нищета резко сменяли друг друга. <…> Полчищу старших офицеров, государственных чиновников, людей искусства и ученых противостояла еще более многочисленная армия рабочих, богатству аристократов и торговцев — кровавая бедность. Перед дворцами на Рингштрассе слонялись тысячи безработных, и под этой Via triumphalis старой Австрии ютились в сумерках и грязи каналов бездомные»[635].

Известно, что Гитлер не только наблюдал эти социальные противоречия со стороны, но и сам был непосредственно ими затронут. Правда, его описание «Венских лет учения и страданий» (заголовок 2-й главы «Майн кампф») несколько преувеличено[636]. В то же время он все-таки имел определенное право ссылаться на свой непосредственный опыт и наблюдение социальных неурядиц, что он выражал следующим образом на несколько странном языке: «Вряд ли можно было бы в каком-нибудь немецком городе изучать социальный вопрос лучше, чем в Вене. Но не следует заблуждаться. Это „изучение“ не могло происходить сверху вниз. Кто сам не находится в тисках этой удушающей гадюки, никогда не познакомится с ее ядовитыми зубами. В противном случае не выйдет ничего, кроме поверхностной болтовни или лживой сентиментальности». Гитлер подробно описывает «судьбу рабочего» и «путь страданий ребенка рабочего»: «На сотнях примеров я все это пережил, сначала с отвращением и, вероятно, с возмущением, чтобы позднее понять всю трагичность этого страдания и более глубокие причины. Несчастные жертвы плохих условий». Гитлер благодарил «провидение», которое дало ему войти в эту школу: «В ней я не мог больше саботировать то, что мне не нравилось. Она воспитала меня быстро и основательно». Тяжесть собственной борьбы, пишет Гитлер, уберегла меня от того, чтобы «теперь в жалкой сентиментальности капитулировать перед упадочническими конечными продуктами этого процесса развития»[637].

Эти признания нельзя списать как исключительно ловкую и рассчитанную лишь на определенный эффект пропаганду. Сам Гитлер был явно убежден в том, что непосредственный опыт и наблюдение за социальными контрастами Вены позволили ему понять важность социального вопроса. В конце сентября 1941 г. он заявил в одной из своих застольных бесед: «Кто знает, если бы мои родители были достаточно состоятельны, чтобы дать мне возможность посещать академию, у меня не оказалось бы возможности основательно познакомиться с социальной нуждой. Тому, кто живет вне пределов нужды, нужно сначала распахнуть ворота, чтобы он ее увидел. Годы, которые дали мне возможность на собственной шкуре испытать нищету в самой жесткой форме, стали для германской нации самым большим благом: иначе у нас сегодня был бы большевизм!»[638] Гитлер выступает в «Майн кампф» во многих местах против сентиментально мотивированной позиции «милостивой снисходительности некоторых сочувствующих „народу“ модниц». Речь идет не о том, чтобы лишь возиться с последствиями социальной несправедливости, а скорее о том, чтобы устранять ее причины. Задача любой социальной деятельности заключается в «устранении таких принципиальных недостатков в организации нашей экономической и культурной жизни, которые должны привести к деградации отдельных людей или как минимум могут привести к ней»[639].

Прежде чем заняться вопросом о том, как Гитлер представлял себе решение социальной проблемы, мы хотим — постольку, поскольку это не должно рассматриваться в параграфах 111.3.а — б, — показать, что он думал о происхождении социального вопроса. Начало возникновения современного социального вопроса он видел в развязанном процессом индустриализации «притоке в города крупных масс населения»[640], где они не были правильно зарегистрированы теми, кто «был морально обязан о них позаботиться»[641]. Гитлер подробно описывает в «Майн кампф» этот процесс: «Невероятное экономическое развитие ведет к изменению социального расслоения народа. Когда медленно умирают малые ремесленные предприятия, а тем самым рабочему все реже представляется возможность обретения самостоятельного существования, он все больше пролетаризируется. Возникает промышленный „фабричный рабочий“, существенный признак которого надо искать в том, что он едва ли окажется в состоянии основать позднее собственное дело. Он является в полном смысле слова неимущим, его старость — это мука, и ее вряд ли можно назвать жизнью». Гитлер рисует здесь процесс первоначального накопления: отчуждение непосредственных производителей от средств производства и возникновение класса, вынужденного продавать свою рабочую силу, чтобы можно было жить. «Все новые, исчисляемые миллионами массы людей переселялись из крестьянских местностей в большие города, чтобы в качестве фабричных рабочих зарабатывать себе на ежедневное пропитание на новых промышленных предприятиях. Условия труда и быта этого нового сословия были хуже, чем печальные». «Бессмысленное перенесение прежнего рабочего времени на новую промышленную деятельность» уничтожало не только здоровье рабочего, но и его веру в высшее право. К этому добавлялись «жалкий заработок», контрастировавший с «явно намного лучшим положением работодателя»[642], и — не в последнюю очередь — пренебрежительное отношение к ручному труду[643].

В речи 26 марта 1927 г. Гитлер описывает индустриализацию и возникновение рабочего вопроса: в конце XIX в. в Германии строили все больше фабрик, возникали один промышленный пункт за другим, «все теснее друг к другу, постепенно исчезали границы, протягивались электрические линии, так что весь горизонт становился жарким, полыхающим пламенем, и человек гордился. Вот, говорили, дымятся кузнечные горны, вот гремят паровые молоты, тут куют для будущего нашего народа. Перед глазами была потрясающая