Раздаётся звук открываемой двери.

— Пусть сидит на месте! — приказывает Постов.

— Алик, не выходи! — кричу я. — Здесь сыро. Посиди в тачке пока.

— Понял, — отвечает он.

— Вы, Кирилл Кириллыч, собственно, можете только Леонида Юрьевича подстрелить из этого положения, — говорю я громко. — А он нам живым нужен, хоть ты тресни…

— Брагин! — рычит Постов.

— Ну, посудите сами, сейчас ситуация просто тупиковая. Вы можете пальнуть только в Злобина. И он выстрелит в ответ. Если успеет, конечно. Но мой стрелок за это время шагнёт в сторону, да и я тоже. Это значит, что вы ещё толком не повернётесь ко мне, а крупная дыра в вашей голове уже появится. Такая же история и с Леонидом Юрьевичем. Понимаете? Я одинаково недосягаем для вас обоих, в случае, если вы воюете против меня и против того, в кого сейчас целитесь.

— Ты не доверяешь нам обоим, — неохотно вовлекается в разговор Постов.

— А вот каждый из вас может быть легко устранён мной, — продолжаю я свою мысль, пропуская его реплику. — Стоит мне сделать малюсенький шажок, и кто-то окажется в зоне поражения. Ствол Виктора, того что стоит за мной, сейчас направлен ровно между вами. Весь вопрос — кого именно он подстрелит?

— Хороший вопрос, мать твою! — хрипит Злобин.

— Поэтому, единственное, что нам остаётся, это немного поговорить. А вы, Кирилл Кириллович, мне рот затыкаете.

Вспыхивает молния.

— Сейчас громыхнёт, не стреля…

Договариваю я уже после того, как над нашими головами раздаётся оглушительная канонада:

— … йте…

Напряжение нарастает. Глаза, заливаемые дождём всё пристальнее вглядываются в лица противников, ожидая толчка, ведущего к неминуемой развязке.

— Леонид Юрьевич, — перекрикивая дождь, продолжаю я. — Бывают в жизни случаи, когда нам приходится говорить почти что искренне.

— И что это за случаи? — подхватывает мяч Злобин.

— Первый — это исповедь, а второй — ствол пистолета, направленный между глаз. Образно говоря. Оружие, в принципе, может быть любым. Правильно?

— Не бесспорное утверждение, — пожимает он плечами. — Но что-то в этом есть.

— А вы как думаете, Кирилл Кириллович? — продолжаю я. — Вот, например, ваши мотивы мне совершенно понятны. Вы действуете прямолинейно и безыскусно, но объяснимо. А вот мотивы Леонида Юрьевича… Тут, как бы это сказать, помозговать надо. Вы как думаете?

— Брагин, ты чего несёшь? — недовольно рычит Злобин.

— Ну, вы сами скажите. Вы вырубаете помощника своего шефа, суёте его в багажник, тайком вывозите фигуранта. Словом, сжигаете все мосты, ведёте себя, как раскрытый шпион, будто уже никогда не планируете возвращаться обратно. Давайте, скажите что-нибудь. Сейчас нужно говорить откровенно, ведь от этого зависит самое дорогое, что у всех у нас есть.

— Егор, тебе чего там в голову ударило⁈ Он же хотел отвезти тебя, как мартышку на опыты! Ты не понимаешь?

— Ну, это звучит не слишком убедительно, — говорю я. — Но даже если и так, я с вашей помощью избегаю опытов, а вам-то что? С вами-то что будет после всей этой катавасии? То есть, вы по сентиментальным соображениям спасаете меня от превращения в овощ и перечёркиваете многолетнюю карьеру? Что с того вам?

— А ты не такой уж и дурак, как я вижу, — подаёт голос Кири-Кири.

— Не слишком лестное высказывание, — усмехаюсь я. — И всё-таки, Леонид Юрьевич! Ответьте, пожалуйста.

— И какую, по-твоему, цель я могу преследовать? — щерится мокрый Злобин.

— Не знаю, вы скажите. Может, поняв, какой я ценный фрукт, вы решили переправить меня своим заокеанским хозяевам. Или устранить, чтобы я вас не выдал, зная кое-какие расклады.

— Что⁈

В этот момент, перечёркивая чёрное небо, предвкушающее финал нашей драмы, снова вспыхивает молния. Она извивается, как захвативший весь мир жирный неоновый червь, подключённый к высоковольтному источнику.

Раздаётся невероятный грохот, от которого того и гляди разверзнется вся наша твердь земная. Только мне этот гром кажется жутко растянутым, будто магнитная лента с записью звуков грозы застряла в лентопротяжном механизме.

Я делаю шаг, практически рывок вперёд, переношу тяжесть на левую ногу, а правой, быстро и яростно, мгновенно, будто взбесившаяся гигантская муха, наношу сокрушительнейший удар по руке сжимающей рукоять пистолета.

Я бью по кисти Кирилла Кирилловича, пока он пожирает глазами Де Ниро. Постов успевает плавно нажать на спуск, из ствола выползает медлительное пламя и выплывает маленький смертоносный кусочек металла, отправляясь и в без того изрешечённое небо. Судя по потокам воды, льющимся сверху, дыр там хватает, так что одной больше, одной меньше…

Пистолет выскальзывает из руки и медленно, как в невесомости взмывает ввысь, а потом начинает плавный спуск, совершая долгие кувырки. К Постову подплывает Виктор и крушит его подбородок размазанным и бесконечно долгим ударом снизу. Как кувалдой. Как в балете.

Ну, а потом всё по асу Пушкину, тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца. Правда наш пока ещё жив, но замотан в сеть и выглядит, как личинка большого насекомого.

— Жив, курилка? — спрашиваю я.

Молчит, только щёки надувает. Жив, куда ему деваться.

Мы запихиваем его на заднее сиденье злобинской машины.

Как по волшебству, дождь прекращается. Но мы уже полностью промокли, буквально до нитки. Воздух тёплый, но мокрая одежда и вдруг набежавший ветерок заставляют поёживаться. Пахнет сырой землёй. Летом.

— Ну, Егор, — качает головой Де Ниро. — Я уж думал, что хана мне. Натурально разыграл.

Мои парни стоят в сторонке и нас не слышат.

— Вообще-то, я не разыгрывал, — тихонько говорю в ответ. — Б-р-р-р… Холодно.

Зуб на зуб не попадает.

— То есть? — лыбится Де Ниро, подрагивая на ветру…

— То есть? Вопросики остаются. Ситуация требует объяснения.

— Ну, ты гусь, — качает он головой. — А чего же ты тогда не меня, а этого чудака вырубил?

— Ну, как сказать… Постов мне не нравится, а вас я давно знаю, люблю всем сердцем, как близкого родственника, практически, как брата, учитывая совсем небольшую разниц в возрасте. У нас, опять же, дел общих много.

— Как бы не пришлось их сворачивать.

— Рановато. Ещё не сезон.

Он чуть вздрагивает от этой андроповской фразы.

— Да ну тебя. Ну, а если я, действительно, шпион?

— А это уж вы сами мне скажите. Не хотелось бы, конечно…

— Поехали. У меня здесь пункт, поменяем машину и