просто не понимаю ни мимики, ни телесных знаков. Не знаю.

Андропов поглядывает на часы.

— Сегодня, можно сказать, у нас вводная беседа, — хмурится он. — Мне уже кое-что было рассказано, повторяться не будем. Думаю, Егор тебе повторит наедине то, что мне уже известно.

— Да, повторю, конечно, — подтверждаю я. — Но к сегодняшней встрече я кое-что новое подготовил. Хочу обратить ваше внимание, я не историк, я просто человек, живший в определённую эпоху. Поэтому точных дат и глубокого анализа от меня ждать не следует. К перемещению я заранее не готовился, поэтому могу сообщить лишь общую хронологию, некоторые ключевые моменты и факты, которые известны лично мне.

Я достаю из внутреннего кармана несколько исписанных листов бумаги, приготовленных заранее.

— Я тут записал кое-что, смотрите. Чикатило Андрей Романович. Серийный убийца, насильник, педофил. Известны так же эпизоды каннибализма. С особой жестокостью с целью получения сексуального удовлетворения убил пятьдесят пять человек. Женщин, подростков и детей. Первая жертва в семьдесят восьмом году, девятилетняя девочка. Сейчас по этому делу осужден другой человек, находится в местах лишения. Следующее убийство он совершит осенью этого года. А потом, начиная со следующего, его понесёт так что ад содрогнётся. Я тут всё, что вспомнил по этому делу написал.

Андропов со Злобиным переглядываются.

— Дальше… Михасевич Геннадий Модестович. Белорусская ССР. Маньяк. Всё, что помню, написал. Теперь другое. Я не знаю, как вы объясните, откуда у вас информация и будете ли… В общем, Дмитрий Поляков, генерал ГРУ. Двадцать лет был агентом ЦРУ, сдал двадцать нелегалов и миллион прочих сотрудников, расстрелян в конце восьмидесятых. Гордиевский…

— Откуда ты это можешь знать⁈ — недовольно и холодно спрашивает Андропов. — Допустим, ты из будущего, но эта информация не может быть общедоступной.

— Да почему? Публичная информация. В девяностых об этом много писали и говорили. Какие-то детали наверняка остались не рассекреченными, но суть дела известна каждому, кто хоть как-то интересуется. Следующий гражданин. Олег Гордиевский, это ваш…

— Твою мать… — чуть слышно произносит Злобин.

— Полковник первого главка. Заочно приговорён к расстрелу.

Андропов откидывается на спинку, и я вижу, что это уже никакой не Андропов, а чистой воды игуанодон. Образно говоря. Глаза становятся ледяными, челюсти сжимаются, кулаки тоже.

— А председатель КГБ Бакатин в девяносто первом по согласованию с президентом Горбачёвым передаст американцам схему прослушки в их посольстве, причём, как официальное лицо, в качестве жеста доброй воли. Но, глядишь, до этого и не дойдёт, вашими усилиями. А вот эти товарищи уже сейчас нас всех продают. Короче, Гордиевский. Нанесёт колоссальный вред. Со следующего года будет работать советником посольства в Лондоне. Но с англичанами он уже снюхался. Идейный, не доволен советской властью. Его вывезут в багажнике посольского автомобиля. Тут всё написано.

Потом идут Спитак, Чернобыль, теплоход «Александр Суворов», давка в Лужниках, южнокорейский «Боинг», включая версии, и сильное Исмаиллинское землетрясение в Азербайджанской ССР в конце текущего года.

У моих собеседников глаза на лбу. Два часа, отведённые на аудиенцию закончились, а разговор — нет.

— Так, — говорит Андропов. — Мне нужно идти. А вы оставайтесь. Через два часа я вернусь и продолжим.

— Мы пообедаем пока, — говорит Злобин.

— Пообедайте. Далеко не уходите без меня.

Мы все выходим из бункера. Я двигаю за Злобиным. По коридорам мы идём молча. Заходим в его кабинет. Проходим на середину и останавливаемся. Он поворачивается ко мне и молча смотрит. Приклеенная улыбка безжизненно замирает на его лице.

— Ну, — наконец произносит он.

А что «ну»? Вот так, сами видите.

— Он припёр меня с этим чемоданом, — пожимаю я плечами. — Мне просто ничего другого не оставалось, вот я и выдал единственный козырь.

— Да? — буравит он меня взглядом.

— Леонид Юрьевич… ну… не обижайтесь, пожалуйста. Я просто не хотел лишиться вашей дружбы…

— Дружбы, да? — переспрашивает он, часто кивая.

— Я боялся, что если откроюсь, вы подумаете, что я кретин сумасшедший и поставите крест на мне.

— Боялся? Серьёзно? Тебе полста лет, по твоим словам, а ты боялся, что я подумаю, будто ты кретин сумасшедший. Всё верно?

— Ну, да… — вздыхаю я.

— А ты, значит, на самом деле, не кретин сумасшедший? То есть, ты сумасшедший, но не кретин? Или как? Не сумасшедший, но кретин?

— Надеюсь, ни то и ни другое.

— Надеешься, — понимающе кивает он. — А я вот думаю, зря ты надеешься. Потому что ты гораздо хуже, чем кретин сумасшедший. Ты какого хера про предателей информацию вывалил?

— В смысле? — удивляюсь я.

— В смысле? Не понимаешь, в каком смысле? С такой информацией он тебя не отпустит. Ты не втыкаешься, или как ты там говоришь? Не втыкаешь, что ли? Ладно маньяки и землетрясения, но вот это!

Я ещё про Калугина, о котором поговаривают, будто он креатура Андропова, ничего не сказал. Как раз из соображений безопасности.

— Зря ты, Егор, не посоветовавшись со мной в это дело ввязался. Зря. Мне, конечно, в это всё очень трудно поверить, но… Не потому что тебе не верю, а потому что слишком всё это чудно и противоестественно. Но не суть, поверю когда-нибудь, возможно. Суть в том, что бежать тебе надо. И чем скорее, тем лучше.

— Куда бежать-то? У нас дел столько начато!

— Плевать! Какие дела! Тут жизнь спасать надо, а ты о делах печёшься. Дела с собой не заберёшь.

— Леонид Юрьевич, неужели вы думаете…

— Пошли-ка мы с тобой в нашу пельменную сходим, — перебивает меня он. — Пообедаем. Давно мы там не были, правда ведь?

— Ну, давайте, — соглашаюсь я. — Поедим. Я вчера там был, между нами говоря. С Наташкой.

— Давай мне пропуск.

— А у меня нету, он у Постова остался.

— Бл*дь, — качает он головой. — Ладно, пойдём так, попробую тебя вытащить. Через боковой выход попробуем проскочить.

Но выйти не удаётся. Дежурный холодно кивает и сообщает, что без пропуска не выпустит.

— Ну, пойдёмте в столовую тогда, — улыбаюсь я, хотя, на самом дела, мне эта история не нравится.

Мне не нравится, а на Злобине вообще лица нет. Идём в сторону столовой.

— Слушай, — останавливается он не доходя до столовой. — Давай мы тебя, как Гордиенко, в багажнике вывезем. Это идея.

— Леонид Юрьевич, да вы что…

—