— На дачу, куда ещё? Только не ко мне, разумеется. Отпусти парней, говорю. И смотри с телефона своего не звони, из машины. И им скажи.

— Остановите у автомата, — говорю я.

— Чтобы тебя засекли? Сиди уже.

— Кто засечёт-то, шутите? Не стоят же камеры на каждом столбе, как в недалёком будущем.

— Это сколько же персонала надо, — качает он головой, — чтобы за всеми камерами следить. У вас там, я смотрю, полицейское государство, да?

— Компьютеры следят. Искусственный интеллект.

— Ладно, это ты мне потом расскажешь, не сейчас.

— Вон, смотрите, остановка и таксофон. Тормозните, мне Наташке надо позвонить. Предупредить, что в командировку поехал.

Он неохотно останавливается.

— Давай по-быстрому только.

Блин, надо ещё Новицкой позвонить…

— Есть двушка? — спрашиваю я у Злобина.

— Ты издеваешься? — мотает он головой.

— У разведчика всегда должна быть двушка! — назидательно говорю я и тщательно обшариваю карманы.

Всегда ношу с собой несколько монеток на всякий пожарный. Вот они, три двушечки. Вытаскиваю на свет одну из них. Машина притормаживает за остановкой.

— Где это мы? — я осматриваюсь.

Остановка, магазин, никого народу. Небо тяжёлое, обложенное тёмно-серыми тучами.

— Немчиновка, перед Одинцово, — отвечает Злобин. — Прямо по курсу будет скоро.

Не скрывает, хорошо, только зачем скрывать, если вон там знак, и так соображу, что Одинцово. Выхожу из машины. Парни паркуются за нами. Виктор выскакивает и подбегает ко мне. Де Ниро тоже выходит.

— Давай скорее, — говорит он. — Мы внимание привлекаем. Две чёрные «Волги» остановились, чтобы позвонить в какой-то Немчиновке. Соображаешь, да?

Я подхожу к автомату и набираю номер.

— Здравствуйте, Наталью Рыбкину пригласите, пожалуйста.

— Ой, а её нет сейчас, — отвечает женский голос.

Твою дивизию!

— А когда вернётся? Это Егор, её жених.

— А, Егор, здравствуйте, мы с вами встречались недавно, — говорит знающая меня девушка и понижает голос. — Наташу начальник вызвал.

— Какой? Зевакин?

— Нет, Зевакин в больнице лежит. Лиходед. Но похоже по поводу Зевакина, как раз. Воспитательная работа.

Блин.

— Я ей скажу, — отвечает девушка, — она перезвонит.

— Да я улетаю сейчас в командировку, хотел предупредить, чтобы не волновалась. Вы бы не могли ей сказать, что я улетаю в Тюмень? Внезапно так всё произошло…

— Хорошо, — уверенно отвечает невидимая собеседница. — Я передам.

— Вы запишите, пожалуйста. Егор улетел в Тюмень. Пусть она дяде Юре тоже скажет.

— Ладно-ладно, вы не беспокойтесь, — говорит девица и снова понижает голос. — Мы вам от всех женщин нашего коллектива хотим спасибо сказать. За Зевакина.

— Ой, я тут ни при чём, — отвечаю я. — Ошибка какая-то. Вы извините, мне бежать надо.

Вешаю трубку и ищу ещё двушечку.

— Поехали-поехали, Егор! — заметно нервничает Де Ниро. — Поехали. Она всё передаст.

Выковыриваю двушку из кармана и звоню Большаку. Он, к счастью сразу отвечает.

— Дядя Юра, привет. Извини, я на ходу. Короче, у меня тут срочная командировка в Тюмень образовалась. До Натальи не смог дозвониться, скажи ей, плиз, чтобы не волновалась. И пусть… И пусть Новицкой скажет…

— Что скажет? Что тебя не будет?

— Да-да, вот именно, всё, я побежал…

Вглядываюсь в лицо Злобина — понял ли он, что я только что попросил сообщить Новицкой, то есть своей начальнице, что отправляюсь в командировку? Просто «командировка в Тюмень» — это код для Платоныча. Злобину не обязательно знать, что я не просто сказал что-то, чтобы не волновать близких, а передал конкретный сигнал. Но то, что я прошу передать Новицкой, что еду в командировку, это, разумеется, подозрительно.

— Всё, пошли уже! — нервничает Злобин, не обращая на это внимания.

Думаю, надо мне отсюда валить потихоньку. И от дедушки уйти, с бабушкой, и от зайца с волком… Как Колобок… Начинает накрапывать дождь. В Дьяково. И там залечь на дно. Никто о моей базе не знает. Даже если штаб вычислят, второй дом вне подозрений.

На меня падает несколько мелких капель. Тучи становятся свинцовыми, так что сейчас ливанёт, похоже. Вот вам и ненастный хмурый день…

Мы подскакиваем к машинам и тут, как по волшебству или по воле искусного режиссёра багажник распахивается и из него вылетает Кири-Кири. Как в «Бриллиантовой руке». И не просто вылетает, а с пистолетом в руке.

Приятно, всё-таки следить за работой профессионала. Это я о Викторе своём. И о Де Ниро, как ни странно. Вот вам и чиновник, офисный работник, понимаешь ли. У обоих в руках оказывается оружие. Молниеносно. Круто, да? Вот это я понимаю.

Самое любопытное, что я оказываюсь практически посередине треугольника, в одной вершине которого находится Постов, направляющий пистолет на Злобина. В другой — Злобин, направляющий пистолет на Постова. А в третьей — Виктор, направляющий пистолет по воображаемой биссектриссе между двумя другими вершинами, так как между ним и Постовым стою я.

Гениально, господа присяжные заседатели.

По крышам автомобилей начинают барабанить капли дождя. Сначала они падают редко и тяжело, но уже несколько секунд спустя частота увеличивается, увеличивается, увеличивается, и на нас обрушивается настоящий ливень.

Говорят чудес на свете нет,

И дождями смыт оленя след.

Только знаю, он ко мне придёт…

Если верить, сказка оживёт…

Со мной лесной олень по моему хотенью!

И мчит меня олень в свою страну оленью,

Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль,

Умчи меня туда, лесной олень…

17. Залечь на дно в Дьяково

— Льёт как в Сайгоне, да, Кириллыч⁈ — кричу я первое, что приходит в голову, а сам подаю за спиной бейсбольные сигналы Виктору. — Помнишь, как в джунглях плечом к плечу…

— Заткни пасть! — орёт Кири-Кири. — Если кто шевельнётся, сразу стреляю!

— Ну, не в меня же, — усмехаюсь я.

— Заткнись, я сказал!

— Да молчу-молчу. Но стоять так мы, походу, долго будем, как думаете, Леонид Юрьевич?

Мой взгляд прикован к Злобину, к его застывшей, выбитой на челе улыбке. Даже бешеные струи дождя не могут смыть её с лица. Правда, сейчас он больше похож не на Де Ниро, а на Джокера.

Ливень делает его богатую шевелюру жидкой, течёт по тонким чёрным сосулькам волос, заливает лицо, превращает дорогой костюм в напитанную губку, в клоунский мешковатый