– Мы дадим им час, – говорит он. – Только час, не больше. Впереди сложный подъем.

Бычки и лошади смиренно отправляются пастись. Овцы сначала делают вид, будто им слишком жарко, чтобы есть, но вскоре жадность становится сильнее, и они тоже опускают головы к траве. Спустя пару минут поле заполняется радостными животными, которые, к счастью, слишком устали и голодны, чтобы обращать внимание на других. Кай посылает женщин за элем и пирогами в ближайшую гостиницу, и мы быстро прячемся в тени. Подведя Принца к кормушке у ворот, я слышу голос кузнеца Дая:

– Ну, что, миссис Финнон-Лас, как вам жизнь погонщика?

В ответ я лишь улыбаюсь и пожимаю плечами. Мы оба знаем, что слишком рано говорить о том, много ли от меня будет толку при работе с лошадьми. Я еще не прочувствовала всей важности своей работы. Но скоро прочувствую.

– Моргана, – Кай берет у меня поводья Принца, – мы можем привязать лошадей под этим дубом. Иди сюда, сядь рядом со мной.

Кай привязывает Ангела, оставив достаточно длины поводьев, чтобы конь мог пощипать травку у ствола дерева. Прижав уши, Принц вдруг кусает Ангела.

– Эй, ты чего! – ругает его Кай.

– Какой невоспитанный мальчик, – говорит он, привязав поводья своего коня к низкой ветке рядом. Мы развязываем упряжь и находим прохладное место под выдающимися ветвями векового дерева. Возвращается Сэрис – она несет пенящийся эль и теплые пироги с мясом. Мы сидим в тишине, желая отдохнуть, довольные результатами первой части перегона. Мне вдруг становится не по себе: за долгое время мы, похоже, вот так расслабились впервые. Может ли быть так, что вдали от фермы, не вспоминая о нашем супружестве, мы с Каем снова обретем легкость в общении друг с другом? У нас есть общая цель, и она для нас важна. И нам не нужно ничего никому доказывать, как это было в Финнон-Лас.

Наша передышка подходит к концу слишком скоро. Сначала мы заставляем пройти через ворота ошалевших быков и лошадей: и с теми, и с другими приходится хорошенько повозиться, прежде чем все оказываются на положенном месте. Дорога здесь чуть похуже, и кони идут медленнее, пробираясь через острые камни. Но наибольшую трудность представляет собой угол наклона холма. Если во время перехода из Трегарона мы двигались в гору, то теперь, наоборот, с нее спускаемся. Быкам идти тяжелее, каждый шаг дается им с трудом. С северной стороны открываются великолепные виды, но мы оказываемся к этим восхитительным пейзажам спиной. Тропинка под нами вмещает лишь одного, поэтому приходится идти совсем след в след. Даже овцы перестают блеять, чтобы сохранить энергию. На вечернем солнцепеке от животных исходит зловонный запах пота, горячей мочи, кала и несвежего дыхания. Процессия начинает растягиваться, так что Каю приходится поминутно останавливать идущих впереди бычков, а замыкающих овец, наоборот, все время подталкивать, чтобы шли быстрее. Чем медленнее движется стадо, тем больше находится смельчаков, желающих от него отделиться, и каждый из нас то и дело подгоняет какого-нибудь отбившегося бычка, овечку или жеребенка. Я замечаю, что, несмотря на всю тяжесть похода, женщины по-прежнему вяжут – скорее всего рефлекторно. Вижу, однако, что Плюющаяся Сара слишком выдохлась, чтобы петь.

Примерно в шесть вечера Кай громогласно оповещает всех, что мы прибыли в пункт назначения. Мы на широком плато Эпинта, с его равнинной местностью. Здесь нет ни одного поместья, стоит лишь единственное здание, окруженное парочкой сосен. Надпись на деревянной вывеске, почти стершаяся за много лет, гласит: «Оружие погонщика», и каким бы убогим ни казался этот трактир, он представляется нам лучшим, что мы когда-либо видели в своей жизни, ибо никогда еще ни одна группа путешественников так не нуждалась в еде и отдыхе.

Мы хотим побыстрее закончить работу, а животные – чтобы их оставили в покое и дали пощипать травку в тишине и немного вздремнуть, поэтому вскоре овцы, быки и лошади оказываются в загоне на заднем дворе. Сняв с Принца седло, я веду его к колодцу. Конь терпеливо ждет, пока я обливаю его свежей водицей. От его шкуры поднимается пар, и беспокойная лошадь довольно фыркает, а потом отряхивается, осыпая меня капельками пота. Я замечаю, как Кай тихо хихикает. Снимаю с Принца упряжь, и тот опускается на колени, с удовольствием валяясь в пыли – он чешет себе спину и избавляется от ненужной шерсти. Когда конь поднимается на ноги, он весь покрыт грязью. Еле дотерпев, пока я почищу ему ушки, Принц уносится прочь на пастбище.

Женщины приносят из повозки горшки, собираясь сварить суп на только что разведенном огне. Мужчины же отправляются в гостиницу, чтобы хлебнуть немного эля.

Мы с Каем стоим рядом. С мгновение мы просто смотрим, как лошади и бычки пасутся. С удовольствием рассматривая результаты проделанной работы и радуясь, что все прошло благополучно.

– Хороший день, Моргана, – говорит Кай. – Лучшего начала для перегона и не придумаешь. Все прошло как надо, и мы успели вовремя.

Он показывает рукой в сторону быков.

– Конечно, они порядком устали, но за ночь успеют хорошенько отдохнуть. И им будет легче продолжить путь завтра, понимаешь?

Кай улыбается мне.

– Ты прекрасно справилась, дорогая. Для начинающей.

Мне слишком нравится, что он не стесняется выразить свое восхищение, поэтому я не обращаю внимания на скрытую в его словах критику.

Кай велит мне следовать за ним. Внутри «Оружия погонщика» стоит блаженная прохлада – его толстые каменные стены надежно защищают от летнего зноя. Я поднимаюсь по закрученной каменной лестнице в крошечную комнатку с низким потолком. Всю ее обстановку составляют лишь продавленная кровать и туалетный столик, на котором стоят кувшин и тазик с водой.

– Ты можешь переночевать тут, – говорит Кай. – В первую ночь я должен быть рядом с животными. Если ветер подует не в ту сторону, они могут почуять дом – мы не так далеко уехали. И им в голову может взбрести вернуться, понимаешь? Я буду ночевать с ними, под открытым небом.

Кай идет было к двери, но как-то неохотно. Он надеется, что я его остановлю? Интересно.

– Внизу тебя ждет ужин, – произносит муж, а затем исчезает.

Я вспоминаю нашу первую брачную ночь и еще одну одинокую комнатку, только в другой гостинице. Стащив сапоги с ноющих ног, я понимаю, что устала не только из-за тяжелой работы. Я умываюсь. Как приятно прикосновение холодной воды к коже. Я застирываю блузку и вешаю на окно, чтобы она успела высохнуть за ночь, а потом надеваю еще одну. Не каждый день мне предоставлены подобные удобства, и я стараюсь воспользоваться ими максимально.

Насладившись вкусным ужином вместе с другими погонщиками, я снова отправляюсь к себе в спальню и ложусь в постель. Она оказывается даже удобнее, чем я ожидала, и, кажется, я вот-вот усну. Но хотя мое тело изнемогает от усталости, разум мой неспокоен. Мне не по себе – неправильно быть здесь, отдельно от овец. Отдельно от мужа. Я хочу выйти на улицу, взять одеяло и положить его на землю рядом с Каем, так чтобы мы смогли спать бок о бок, слушая, как кони жуют травку. Но я не могу. Это как-то слишком… прямолинейно и беззастенчиво. Знаю, это смешно, и все же понятия не имею, что делать с этой проблемой. Мой матрас напоминает скалистое русло реки. Я кручусь и так и сяк, но на нем ужасно неудобно. В конце концов я решаю, что все равно не смогу заснуть, пока не подышу воздухом. Накинув на плечи пальто, я крадусь босиком вниз по лестнице и, никем не замеченная, выбегаю через заднюю дверь.