– Я-то всегда думал, что ты знаешь, в глубине сердца, – продолжал Юранд. – Честно говоря, я всегда думал…

Он замолчал, хмуро уставясь в пол и сжимая и разжимая кулаки.

– Что ты думал? – спросил Лео пересохшими губами.

– Кому какое дело, что я думал! Я такой же глупец, как и ты, только в другом роде.

Лео неловко шагнул к нему, скрипнув металлическим суставом. Ему хотелось обнять друга, утешить – но мешал недостаток конечностей.

– Брось, ты один из умнейших людей, которых я знаю…

– По крайней мере, моя глупость не привела ни к чьей смерти. – Юранд снова поднял голову, и в его взгляде была такая горечь, что Лео поневоле снова отступил назад. – Ты помнишь? Когда-то нас было семеро.

Лео застыл на месте с приоткрытым ртом. Уже очень давно он не вспоминал своих веселых товарищей, своих названых братьев, пошедших вместе с ним на войну. Рисковавших ради него жизнью. Все его силы теперь уходили на выполнение задач, которые прежде были такими легкими, и на попытки придать будущему какую-то приемлемую форму.

– Риттер, – отчеканил Юранд. – Барнива. Йин. Антауп. Гловард. И мы с тобой.

Каждое имя было словно пощечина. Лео отступил еще дальше назад, его культя сместилась в креплении фальшивой ноги, колено пронзила острая боль, и он пошатнулся. Костыль с грохотом упал на пол, но Лео успел ухватиться за подлокотник кресла и тяжело опустился на сиденье.

– Это был их выбор, драться, – прошептал он.

– Их выбор был следовать за тобой. А ты привел их на смерть.

– Я скорблю о них. Скорблю так же, как о своей ноге и руке. – Лео тосковал по ним почти так же, как тосковал по Юранду. Теперь, когда он о них вспомнил. – Но я не могу вернуть их обратно к жизни… так же, как ты не можешь вернуть того, что произошло тогда… в Сипани.

И перед его глазами вновь всплыл знакомый образ: Юранд и Гловард, прижавшиеся друг к другу, полураздетые, на коленях… Лео вздрогнул, ощутив прилив болезненного возбуждения, которое всегда сопровождало эти воспоминания. Сейчас, когда его старый друг стоял прямо перед ним, оно было еще острее.

– А кто сказал, что я хочу это вернуть? – рявкнул Юранд, еще более разъяренный, чем прежде. – Тебе не понять! Ты-то в жизни не должен был ничего прятать! Ты всегда говорил и делал все, что тебе заблагорассудится. Какую бы боль ты этим ни причинял. Каким бы глупцом и невеждой себя ни выставлял. Это было твоей прославленной чертой. Как откровенно! Как мужественно! Что ж, как я слышал, мы теперь живем в новом мире. И нам всем придется научиться смиряться с тем, что нам не нравится.

– О да, произошла Великая Перемена, это правда. – Лео ощутил, как его гнев тоже вскипает, всегда готовый выплеснуться через край. Он припечатал ладонью свой ноющий обрубок: – Я в дерьме, и весь мир в дерьме, но все же еще остались вещи, которые…

Его прервал стук открывшейся двери, и в комнату вплыла Савин, сияя улыбкой и держа на сгибе каждой руки по младенцу.

– Юранд! Благодарение Судьбам, ты здесь! Я так рада снова тебя видеть!

– Леди Савин…

– Гражданка Савин! – Она наклонилась к нему, добавив уголком рта: – Мы все теперь равны, насколько я понимаю.

Юранд не сводил глаз с двух свертков.

– Ах да! Эти. Это вот Гарод, а это Арди… по крайней мере, мне кажется, что так, если я ничего не напутала! – Она рассмеялась, словно в комнате не было и тени ледяной напряженности. – А это Юранд, лучший друг вашего папочки, – сообщила она младенцам. – Он среди нас самый умный, да. Так что теперь все будет в порядке, вот увидите… Двое маленьких чудовищ, ты можешь в это поверить?

– Я… с трудом, – признался Юранд, все еще глазея на малышей.

– Они почти такие же безрассудные, как их отец. Ш-ш, ш-ш, тихо… – Один из детей запищал и заизвивался в своем коконе. Лео был не уверен, но ему показалось, что Савин нарочно его ущипнула. – Ты не мог бы его минутку подержать?

И не дожидаясь ответа, Савин сгрузила второй сверток на руки Юранда.

– Какой прекрасный, – прошептал Юранд, глядя вниз на маленького Гарода, с отблеском прежней улыбки на лице.

– Это он в мамочку, – промурлыкала Савин.

Все, что она сделала, – это вошла в комнату с младенцами. «Оставь прошлое, – как бы говорили эти крошечные свертки невинного потенциала. – Посмотри в будущее». И в одно мгновение настроение в комнате переменилось.

Лео поклялся, что не позволит себе упустить еще один шанс. С трудом поднявшись, он постарался потверже встать на ноги, нерешительно протянул руку и положил на плечо Юранда. Тот ее не сбросил.

– Прости меня, – сказал Лео. – Мне ужасно жаль.

И это действительно было так. Он жалел об ошибках, которые совершил.

– Я был глупцом. Ты мне нужен.

– Ты нужен нам, – промурлыкала Савин, ухватив Юранда за второе плечо.

– Ты нужен Союзу. Позиции Ризинау слабеют с каждым днем.

– Его никто не любит, никто не боится, никто не уважает.

– Я читал новостной листок, где его поливали грязью еще хуже, чем раньше короля, – добавил Лео.

– Один из Суорбрековых, без сомнения, – подхватила Савин. – Даже он теперь против председателя.

– Все разваливается на части. Каждый день вспыхивают новые бунты. Кто-то должен занять вакантное место.

Юранд поглядел на руку Лео, лежащую на своем плече, потом глянул ему в лицо.

– Прихромать на костыле?

В прежние времена Лео наградил бы его ударом за такую шутку. Теперь он только улыбнулся:

– Я, вообще-то, надеялся, что ты меня донесешь.

Юранд снова поглядел на сына Лео, крепко спящего на его руках.

– На этот раз все будет по-другому.

– Разумеется, – сказал Лео.

– Никакой идиотской опрометчивости.

– Полностью поддерживаю, – сказала Савин.

– И еще – я хочу чего-то для себя.

Лео сжал плечо Юранда.

– Конечно! Ты это заслужил.

– Я всегда плачу свои долги, – вставила Савин. – Даже мои враги этого не оспаривают.

– Для начала мы можем поговорить о местах в Ассамблее. – Лео пощекотал свою дочь под подбородком, и она завозилась в пеленках. – Для тебя и для Гловарда… Тогда наш успех будет и вашим успехом.

Юранд решительно сжал челюсти, и на его скуле шевельнулся мускул.

– С чего будем начинать?

Земля содрогнулась. Мгновением позже до них докатился грохот нового взрыва.

Она отвесила ему такую оплеуху, что рука занемела от боли. Так что можно было быть вполне уверенной, что его лицу пришлось гораздо хуже.