накрашенным ртом, крикнула торговка. – Вам письмо от президента, пляшите!

Анатоль лениво подрыгал ногами, как кошка, стряхивающая воду с лап.

– Президента чего? Товарищества садоводов Запёздья? – съязвил он.

– Да вот еще! Президента России! Точнее, не вам. Испанцу, который здесь жил. Но начальник почты сказал, что отдаст только представителю МВД.

Красавцев кивнул.

– Тебя проводить до почты-то? – сокращая дистанцию, предложила соседка.

– Да сам дойду, не развалюсь, – попытался отбрыкаться Анатоль.

Ему на помощь, как овчарка, выскочила Батутовна.

– Пошла вон отсюда, шмара! Не таращь на него свои зенки, не про тебя король! Сказал, что сам пойдет, значит, сам пойдет!

– Ой, да подумаешь, личный секретарь, рожа в складку. Командуй своей зверофермой, а то я тебе глаза повыцарапаю, – фыркнула тетка и газанула так, что над островом поднялся клуб дыма, похожий на атомный гриб.

В отделении Запёздья Красавцева встретили как ревизора. Все замерли. Почтальонша лично вышла из своего залапанного зазеркалья и вручила большой конверт, подобный предыдущему.

Анатоль было подумал, что Хуан снова одарил его наследством, но вспомнил, что письмо было на имя испанца. Он достал из кармана камуфляжных штанов узенькие очки, какие продавались в каждом городском киоске, и водрузил на нос. В графе «От кого» было напечатано: «Совет по грантам Президента Российской Федерации». Генерал моментально вспотел и отер лоб в предвкушении чего-то необычайного.

– Распишитесь, – почтальонша протянула бланк.

Анатоль дрожащей рукой поставил кривую подпись.

– Ну теперь вскрывайте! – в один голос сказали работники почты.

– С фига ли? Я вскрою дома. До свидания. Благодарю.

На кухне, освещенные советским абажуром, они с Батутовной сидели перед конвертом, как гости на спиритическом сеансе.

– Ну, все, не томи, режь! – не выдержала теща.

Красавцев взял ножницы и обрезал торец бумажного пакета. Достал свернутый пополам официальный бланк, прокашлялся и торжественно начал:

– Уважаемый Хуан Фернандес Карбонеро! Сообщаем, что вы являетесь победителем конкурса на право получения грантов Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых…

– Да ладно! – вскочила Батутовна. – Сработало! Все не зря! Правда, Толя, правда???

Они читали это письмо сверху вниз, вдоль и поперек. Они выучили его наизусть и цитировали друг другу при каждом удобном случае. Они растрезвонили всем соседям. На Острове и в Запёздье не осталось ни одного человека, который бы не знал, что чудак-испанец, изучающий «поведение лисиц в сигнальном биологическом поле и выделяющий особи с геном SorCS1, именуемым исследователем как ген Рафаила, для последующего сохранения популяции в пойменных лесах Поволжья», получил грант, равный двум миллионам рублей. Плюс – предложение помощи новосибирских ученых-зоологов построить на территории Острова научную базу со всем необходимым оборудованием.

Андрюша писал адвокату испанца каждый день. Объяснял грандиозность события и требовал связи с Хуаном. Юрист уверял, что вся информация клиенту передана. Но ответа не было.

* * *

Весточка оказалась неожиданной. Точнее, Красавцев устал ее ждать, а потому на какое-то время забыл, замотался. Так бывает, когда бесконечно лечишь хроническую болезнь, а потом просто машешь на нее рукой. Привыкаешь жить в боли, сквозь боль, несмотря на боль.

Часа в два ночи Анатоль проснулся от звука разбитого окна. Вышел на кухню. Ветер выл и зловеще полоскал занавески. На полу лежало что-то, обернутое белой бумагой.

Генерал нагнулся, держась за поясницу, и взял в руки тяжелый сверток. К половинке кирпича канцелярской резинкой, что фиксируют пачки денег, был прикреплен тетрадный листок в клетку. На нем синей шариковой ручкой было несколько цифр и одно слово: «14.11–10.00. Камни».

Красавцев все понял, 14 ноября уже наступило. Он скомкал послание, бросил в корзину и отправился на веранду за куском фанеры, чтобы закрыть разбитое окно. В проеме двери стояла Батутовна в сорочке и мятых тапках.

– Ерунда, – сказал Анатоль, – кто-то из алкашей кинул в окно кирпич. Завтра позову местного стекольщика. Идите спать, мама.

Пелагея сделала шаг назад, пропустила Красавцева в коридор и вынула мятый тетрадный лист из мусорного ведра. Прочитала, выкинула обратно и вернулась в свою комнату.

Анатоль часа полтора еще возился на кухне – убирал осколки, прилаживал к раненому окну фанерный лист. Затем, тяжело дыша, лег на диван. Сна не было. И как ни странно, из соседней комнаты не слышалось храпа тещи.

В полной тишине генерал понял, что был последним дураком. Перед смертью не перевел свои счета на Олеську и сына, не оформил на них дом, не разобрал бумаги, не распродал коллекцию – кому она теперь нужна? А так – около миллиона рублей в семейном кошельке, в том числе и на его похороны. И еще – не помирился с женой, не сказал напутственных слов Андрюше.

Внезапно перед глазами появилась мама – вероятно, он задремал, – она гладила его по голове, улыбалась и беззвучными губами произносила:

– Толя. Толечка. Милый.

– Мама, ты за мной? – спросил генерал.

Элеонора Васильевна, молодая, в элегантной шляпке с вуалью, отрицательно покачала головой. Тонкая сетка оставляла прозрачную тень на ее лице.

– Как мне его победить? Дай совет!

– Подумай о нем. Кто он? Чем живет? Какой была его мать? О чем он размышляет сейчас, в эту минуту…

Анатоль вскочил на кровати, смахивая сон. А правда, кто такой Раф Баилов? Об его отце Красавцев имел очень четкое представление. Но мать? Кто его мать? Какая баба могла быть женой Икара Ахметовича, следака, кайфующего от предсмертной агонии других. От крови, выбитых зубов, сломанных ребер. От судорог, до которых он сам с величайшим удовольствием доводил подозреваемых. Не пытаясь понять, виновны они или нет.

И потом, судя по годам, она зачала и родила сына, когда Баилов уже сидел за решеткой. Была ли она его супругой? Или он надругался над какой-нибудь девкой в статусе «авторитета», когда сами надсмотрщики приводили в камеру женщин из соседних поселений… Мотала ли она срок, как сам Икар?

Часть 4

Глава 33

Мама

Она была. Анна Бархатова. Чистокровная арабская кобылица. С тончайшими лодыжками и запястьями, с блестящими вороными волосами в высоком пучке. Внешний край ее глаз был гораздо выше внутреннего, отчего взгляд казался лесным, зверино-копытным, оленьи-ланьим с веерами-ресницами, не пропускающими солнца. Как дорогому породистому скакуну, судьба предопределила ей быть увешанной богатой амуницией с рубинами, жемчугами, страусиными перьями. И – непременно взнузданной крепкой сбруей и объезженной самым резвым и настырным седоком.

Таким оказался следователь ГБ Икар Баилов. Он увидел Аню Бархатову на Казанском вокзале – со студентами Горного института она уезжала в экспедицию за Урал. Свободная, хохочущая, окруженная прыщавыми парнями. Среди всех девчонок – миловидных, разномастных – она была золотым самородком в тонне песка.

Икар подошел, представился, показал документы. Придумал на ходу, что разыскивает преступника, расспрашивал, не видели кого-то похожего. Компания напряглась, перестала смеяться, от магнетического прищура Баилова всем стало неуютно. Но Аня, казалось, не чувствовала угрозы. Она отшучивалась, отворачивалась, не пыталась угодить Икару ответом, чем заводила его еще больше.

– Оставьте имена и телефоны для следствия, – приказал Баилов.

Телефоны