Глядя на Торсу, сидящего в шлеме, словно яйцо в подставке, с искаженным от боли лицом, Эджитто начинает думать, что слишком поторопился, разрешив ему принять участие в операции. Но поделать уже ничего нельзя. Оттуда, где они сейчас находятся, обратно до базы никто не подбросит. Придется парню стиснуть зубы и терпеть, пока они не приедут.

Словно прочитав его мысли, Торсу переводит взгляд на Эджитто. Подняв вверх большой палец, тот спрашивает, все ли нормально, в ответ Торсу уверенно кивает. Спрятаться ему негде, да он и не пытается. Со своей стороны Эджитто не чувствует потребности отвести взгляд и не перестает жевать бурду из консервной банки, даже когда солдат поднимается и подтирается, как может, показывая все свои причиндалы. В обычной жизни Эджитто попытался бы на что-то отвлечься или, по крайней мере, перестал бы жевать. А сейчас нет. Он глядит и жует. С того момента, как они покинули безопасную зону, в нем что-то действительно переменилось, а еще больше переменилось, когда саперы обнаружили первую мину: там, где он сейчас находится, в самом сердце долины, на этой огромной арене, нет места стыдливости и возмущению. Многого из того, что отличает человека от других животных, больше нет. С этой минуты, думает Эджитто, он и сам перестал быть человеком. Он превратился в нечто абстрактное, в соединение чистой тревоги, чистой реакции и чистого терпения. Внезапно Эджитто почти достигает состояния, к которому всеми силами стремился после смерти отца, — он исчезает как личность.

Лейтенант смотрит, как Торсу справляет нужду, смотрят на Торсу и гвардии старший капрал Кампорези, Чедерна и все остальные ребята: все они следят за примитивным зрелищем, которое разыгрывает их товарищ, не испытывая никаких чувств.

Эджитто переворачивает банку и выпивает холодный соус до последней капли, потом отставляет ее. Из глубины живота поднимается кислота, лейтенант еле сдерживается, чтобы не рыгнуть.

Чедерна засовывает пальцы в рот, достает жвачку и бросает ее в Торсу.

— Все никак не просрешься, мерзкий сардинец! — кричит он Торсу. — Ты не человек, а кишка!

Операция по разминированию длится более двух часов. Когда конвой снова трогается, ребята чувствуют себя истомленными скукой, отупевшими, измученными беспощадным зноем. Машины превратились в клетки, где задыхаешься от жары. День перевалил за половину, и от утреннего воодушевления не осталось и следа. Из-за дымки пейзаж кажется мутным и тусклым, под стать их настроению.

Йетри хуже, чем остальным, но он уже понял, что так будет всю жизнь. Первый день похода, а он с трудом может сидеть — его отправили на заднее сиденье, рядом с Ди Сальво, который стоит и всякий раз, когда поворачивает пулемет, бьет его носком ботинка по нерву в ноге. Бьет Йетри, а не Пеконе, словно нарочно, сотни ударов по одному и тому же месту — Ди Сальво постоянно меняет положение.

К тому же Йетри прекрасно видно Дзампьери и Чедерну, сидящих впереди и обменивающихся улыбками, многозначительными взглядами и шуточками, которые, как кажется Йетри, вертятся вокруг секса. Ладно, что было, то было, но зачем рассказывать об этом всему свету? У Дзампьери на шее засос размером со здоровенную монету. Все это время Йетри терзался, воображая, как Чедерна сжимает ее голову и впивается в шею, он так красочно все себе нарисовал, что увидел воочию, как кровь Дзампьери поднимается из сосудов к поверхности кожи, как образуется синюшное пятно. Интересно, после засосов они трахались по-настоящему? Наверняка да. Чедерна не из тех, кто отступает и не доводит дело до конца. Но теперь все это не важно. Йетри решил, что никакая девушка ему больше не нравится и что у него больше нет лучшего друга. Думать так грустно, он чувствует себя одиноким, измученным и оскорбленным.

Ди Сальво опять бьет его по нерву.

— Эй, повнимательнее! — ворчит Йетри.

— Целочка, ты чего там у нас кипятишься? — вмешивается Чедерна.

Больнее всего, хотя сам он в этом никогда не признается, Йетри ранит то, что его друг даже не заметил, что Йетри на него зол и не разговаривает с ним с самого утра. Теперь у Йетри есть два варианта: нахамить в ответ и выдать обиду или продолжать не разговаривать с Чедерной, сделать вид, что он его не замечает. Но пока он раздумывает, Чедерна успевает забыть о нем.

По рации доносится команда Рене, требующего увеличить скорость. Из-за Торсу и его кишечника третий взвод отстал от колонны на несколько сотен метров, надо быстро догонять. За последний час у них было две незапланированных остановки. В третий раз Рене не разрешил Торсу слезть с машины, теперь ему приходится справлять нужду прямо на башне, стоя, — к превеликой радости Митрано и Симончелли, головы которых находятся как раз на уровне задницы Торсу. Он спускает штаны и трусы до колена, разворачивает мешок для мусора и кое-как пристраивается.

Бедняга, думает Йетри, которому в зеркало видно все, что происходит в идущей позади «Линче», впрочем, этим его сострадание и исчерпывается. Сейчас его переполняет жалость к себе самому. Он позволяет этому неотвязному чувству увлечь его в мир все более мрачных фантазий и даже задумывается о смерти. Чтобы найти утешение, он должен испить грусть до дна.

Йетри переводит взгляд на окошко, но зацепиться не за что — ни деревца, ни дома, ни яркого пятна, отличного от цвета скал и песка. Его вдруг переполняет тоска по краям, в которых он вырос. Когда он учился в средней школе, а еще сильнее, когда был старшеклассником, он ненавидел Торремаджоре и его безлюдные улочки. Он был единственным металлистом в радиусе ста километров и носил футболки «Slayer» с апокалипсическими картинками, казавшиеся воплями протеста. Сейчас он бы отдал что угодно, чтобы вернуться в прошлое. Хоть ненадолго. Он бы валялся на высокой кровати с кованым изголовьем, в комнате, где днем было слишком светло, чтобы уснуть, прислушиваясь, как мама на кухне гремит кастрюлями и как тихо бормочет радио, чтобы не разбудить его.

Почему ему всегда нужно так много и всегда нужно то, что не дано получить, — нечто, что осталось в прошлом или, что еще хуже, чего никогда не случится в будущем? Он что, обречен? В двадцать лет он начинает мечтать о том, чтобы все желания бесследно исчезли. Должно же настать время, когда ты перестанешь чувствовать себя раздираемым пополам, когда окажешься там, где мечтал оказаться.

С головокружительной высоты камнем падает ястреб, Йетри следит за его полетом. Незадолго до того, как коснуться земли, птица резко взмывает ввысь, ловит восходящий поток и зависает в воздухе. Эта картина вдохновляет старшего капрала. Вот-вот. В жизни именно так и бывает: после падения — взлет.

«Линче» резко тормозит, Йетри швыряет вперед. Он ударяется лбом о металлическое крепление сиденья, затем его отбрасывает обратно. По шее словно ударили хлыстом, но сейчас не до этого: сперва надо понять, что произошло.

Ди Сальво с воплями свалился в кабину, несколько ящиков с боеприпасами опрокинулись, теперь повсюду валяются патроны — в том числе и под ногами у Йетри. Чедерна матерится, потом бьет ладонью по приборной панели.

— Как вы там, нормально? — спрашивает он.