Я подбежала к ванне и попыталась поднять одну ножку. Вместо этого она только сдвинулась на пару сантиметров. Уже кое-что. По крайней мере она не прикручена к полу, а значит, шанс есть. Подставив обе руки под край ванны, я всем телом подалась вверх. Один край приподнялся, но сил хватило ненадолго. До отломанной ручки дело так и не дошло.

– Зайка! – позвала я девушку. – Нужна помощь.

Когда она так и не отозвалась, я осторожно ткнула в плечо девушки загнутым концом отломанной ручки. Та в ужасе уставилась на тусклый аллюминий, как будто на нее наставили ствол ружья.

– Возьми вот это и подсунь под ножку, когда я приподниму ванну.

На этот раз она посмотрела на меня взглядом, вполне соответствующим ситуации. После такого заявления любой посчитал бы меня ненормальной и испугался.

– Послушай, ты должна взять себя в руки и помочь мне. Ты же хочешь отсюда сбежать, правда?

Глаза девушки снова уставились в никуда. Придется справляться самой. На этот раз под край ванны я подставила правую руку и плечо. В левую взяла отломанную от чемодана ручку. Потребовалось приложить гораздо больше сил, но стоило ножке ванны приподняться, как я тут же подсунула под нее край алюминиевого стержня. Раздался грохот. Тяжеленное корыто сделало свое дело – алюминиевая трубка сплющилась на конце, превратившись в импровизированное копье. Перед вторым заходом мне пришлось собраться с силами. Только я пристроилась к краю ванны, как за дверью послышался шум.

Черт! Не успела… Придется нападать с тем, что есть. Где лучше спрятаться? Осмотревшись, я вдруг заметила, какую оплошность совершила. Откуда на девушке мой кардиган, если я до сих пор в чемодане?

– Прости, милая, – сказала я, сдергивая единственную вещь с ее плеч. – Отдам при первой же возможности.

Я подбежала ко входу и прижалась спиной к стене. Дважды щелкнул замок. Дверь распахнулась, ударив меня ручкой в живот. Не оглядываясь, Абакумов подошел к чемодану. Не успел он наклониться, как я вылетела из-за двери. Размахнулась, целясь в почки, и со всей силы всадила в маньяка алюминиевые стержни.

– А-а-а!!! – завопил он, схватившись за поясницу.

Я выглянула в коридор. Входная дверь была заперта, но в навесном замке торчал ключ. Один рывок, и я на свободе. Вот только что он сделает со своей второй пленницей, пока я доберусь до полиции? Убьет. Я бросилась в угол, перекинула через голову скованные руки девушки. Поднять ее оказалось не так уж сложно. За неделю и без того стройная малышка превратилась в вылитую пленницу Освенцима. С девушкой на руках я уже переступала порог, когда маньяк схватил меня сзади за волосы и ударил виском о дверной косяк.

Какое-то насекомое проползло по щеке и опустилось на шею. Я хотела его смахнуть, но не смогла поднять руку. Открыв глаза, я поняла, что насекомым на самом деле была струйка крови, теперь скатившаяся в бюстгальтер, а двигаться мешала веревка, которой Абакумов привязал мои руки к туловищу. Одетому туловищу. Надеюсь, это потому, что я не в его вкусе. В щиколотки впилась пластиковая стяжка. Нестерпимо болел копчик, как будто меня бросили на пол с высоты человеческого роста. Я с трудом перевернулась на бок и увидела его.

– Между прочим, – обратилась к затылку маньяка я, – в субботу я приглашена на свадьбу. Как теперь идти с подбитой губой и расквашенным виском? Меня же фейсконтроль в клуб не пропустит!

– Поговори еще, сука тупорылая.

Доставая из сумки челнока очередную пятилитровую канистру, Абакумов глянул на меня через плечо. Очков на нем больше не было.

– Хотел, чтобы я молчала, надо было мне рот заклеить, – как обычно не подумав, выдала я.

– Так и сделаю.

– С чувством юмора все плохо, понятно. А что в канистрах?

– Растворитель. Готовься принимать ванну.

– Значит, любишь все-таки пошутить, да? – с надеждой в голосе спросила я.

– Я что, тварь дебилоидная, на клоуна похож?! – Он развернулся в мою сторону. – Думал тебя придушить сначала, а потом уже растворителем заливать, но ты, сука тупорылая, меня довела!

– Извини, но вообще-то ты первый начал. Кстати, как спина?

– Можешь не надеяться, коньки не двину. Куртку мне испортила, тварь. А чемодан! Знаешь, сколько я за него выложил?!

– Тысячи три? Если больше, то переплатил. Качество ниже самооценки твоей жены.

– Сама ты сука низкопробная, – прокряхтел он, снова наклоняясь к сумке. – Животное… И так поясница болела…

– Я, значит, животное, а ты невинная жертва. Прекрасно! Убил восемь ни в чем не повинных девочек, еще одну покалечил. Сейчас меня растворителем разъест, и вообще святым станешь, да?

Меня передернуло от собственных слов. Свело скулы, задрожал подбородок. Только не плакать! Нельзя показывать ему страх. Пусть думает, что я ничего не боюсь. Он меня запомнит. Даже если умру, буду каждую ночь сниться ему в кошмарах.

– Тоже мне, защитница униженных и оскорбленных. Думаешь, все эти суки были невинными овечками? Да что ты вообще про них знаешь?! – сотрясая канистрой с растворителем, проорал он.

– Я знаю, что ты с ними сделал. Видела фотографии.

– О, кстати! Спасибо за фотку. Вспомнил, как имел ту деваху, подрочил.

– Вот, значит, в чем они виноваты были? Возбуждали тебя, да?

– Меня много кто возбуждает.

– Сомневаюсь. Спорим, ни на кого, кроме этих девочек, у тебя не встает?

Если я не угадала, то сейчас меня ждет то, чего я боюсь не меньше смерти. Только бы он был не в состоянии доказать, что я ошиблась.

– По себе, что ли, судишь? Да у кого на тебя вообще встанет? – оглядел меня с ног до головы маньяк.

Бинго! Что бы он ни говорил, я знаю, какой эффект произвожу на мужчин. Вряд ли хоть один способен остаться равнодушным к миндалевидным глазам цвета морской волны или устоять перед округлой грудью третьего размера. Не говоря уже о стройных ногах, к которым падали лучшие представители сильного пола. Нет уж, Константин Абакумов, тебе меня не провести.

– Кто же это так постарался? Жена твоя, да?

Лицо маньяка перекосилось.

– Ах, точно! Она же тебе изменила на глазах у всего курса, а потом еще пузом окрутила. Наверно, до сих пор гадаешь, чьих сыновей растишь?

– Заткни пасть, сука! – на его лбу проступили капли пота. – Дети – это святое! Я ради них все буду терпеть, даже ваши сучьи выходки!

– Значит, ты жену не трогаешь ради сыновей, а свою злость на этих девочках вымещаешь? – кивнула я на забившуюся в угол девушку. – Но они – не твоя Марина. Они тебе не изменяли, не унижали тебя на глазах у всей общаги.

– Думаешь, они хорошие? – он шагнул к пленнице и схватил ее за подбородок. – Это все маска. Волосы в белый цвет покрасят, глазки шаловливые пошире распахнут, и все вокруг их за ангелочков принимают. А я знаю, чего эти суки стоят!