— Нет, — хрипит он, не сводя с меня глаз. Мой пульс учащается. — Если всё сделано правильно.

Должно быть, на его теле есть такой же. Секрет, выгравированный на коже под мягкой хлопковой тканью футболки. И, должно быть, он оставил такой же на своей паре — выпуклый шрам, который укажет ему путь домой, по которому можно провести пальцами посреди ночи.

И тут меня осенило. Леденящая душу возможность.

— Это всегда взаимно, верно?

— Укус?

— Вся это тема с парой. Если ты встречаешь кого-то, и чувствуешь, что это твоя пара, и твоя биология меняется… их биология тоже должна измениться, верно? — Мне не нужен словесный ответ, потому что в его стойком, терпеливом выражении лица я вижу, что нет. Не-а. — Твою мать.

Я не романтик, но перспектива ужасает. Мысль о том, что кто-то может быть предназначен другому, кто просто… не отвечает взаимностью. Не может. Не способен. Все чувства мира, но односторонние. Непонятые и несвязанные. Мост, построенный на химии и физике, который обрывается на середине пути, чтобы никогда не продолжиться.

Падение с него переломало бы все кости.

— Звучит чертовски ужасно.

Он задумчиво кивает. — Разве?

— Это пожизненное заключение. — Без права досрочного освобождения. Только ты и сокамерник, который никогда не узнает о твоём существовании.

— Возможно, — произносит он, его плечи напрягаются и расслабляются. — Возможно, в этой незавершённости есть что-то опустошающее. Но, может быть, простое знание того, что другой человек где-то там… — его кадык дёргается. — В этом тоже может быть удовольствие. Удовлетворение от осознания того, что существует нечто прекрасное, — его губы несколько раз открываются и закрываются, словно он может найти нужные слова, только сначала произнеся их про себя. — Возможно, некоторые вещи выходят за рамки взаимности. Возможно, не всё сводится к обладанию.

Я недоверчиво рассмеялась. — Какая мудрость от того, чья связь явно взаимна.

— Да? — он удивлён, и испытывает ещё какое-то чувство.

— Никто, кто когда-либо сталкивался с безответной любовью, не сказал бы этого.

Его улыбка загадочна. — Так вот какой была твоя любовь? Безответной?

— Любви вообще не было, — я кладу подбородок на колени. Теперь моя очередь смотреть на мерцающее озеро. — Я вампир.

— Вампиры не любят?

— Не так. Мы определённо не говорим об этом.

— Об отношениях?

— О чувствах. Нас не воспитывают, чтобы придавать этому большое значение. Нам внушают, что главное — благо многих. Продолжение рода. Остальное — потом. По крайней мере, так я это понимаю и я очень плохо разбираюсь в обычаях своего народа. Серена спрашивала меня, что считается нормальным в обществе вампиров, а я не могла ей ответить. Когда я попыталась вернуться после того, как побывала в качестве Залога, это было… — я вздрагиваю. — Я не знала, как себя вести. Мой Язык был грубым. Я не понимала, что происходит, понимаешь?

Да, он понимает. Я это знаю.

— Поэтому ты вернулась к людям?

Вместо «да» я отвечаю: — Так было меньше боли. Ощущать себя чужой среди тех, кто никогда не должны были быть мне близки.

Он вздыхает, подтягивает колени к груди, обхватив их руками. Меня пронзает мысль: прямо здесь, прямо сейчас, я не чувствую себя особенно одинокой.

— Ты прав, Лоу. У меня нет нужной прошивки, чтобы понять, что такое пара, и я не могу представить, чтобы встретить кого-то и испытать то чувство родства, о котором ты говоришь. Но… — я закрываю глаза и вспоминаю момент пятнадцать лет назад. В мою дверь постучала опекун и представила мне темноглазую девочку с ямочками на щеках. Слова застряли у меня в горле. — Я смогла установить программное обеспечение. Потому что Серена дала его мне. И может быть, временами я разочаровывала её, может, она на меня злилась, но в целом это не так важно. Я понимаю, что ты готов встретиться с Эмери в одиночку или пожертвовать всем ради своей стаи. Я понимаю, потому что чувствую то же самое по отношению к Серене. И по причинам, которые я не могу полностью объяснить, потому что чувства чертовски сложны для меня, я хотела бы пойти с тобой. Помочь тебе найти того, кто пытается навредить Ане. И я думаю, Серена бы мной гордилась, потому что меня наконец-то что-то волнует. Хотя бы немного.

Он слишком долго изучает меня в лунном свете. — Это была крутая речь, Мизери.

— Крутая — моё второе имя.

— Твоё второе имя — Лин.

Чёрт. — Прекрати читать моё досье.

— Никогда, — он вдыхает. Запрокидывает голову. Смотрит на те же звезды, которые я изучаю всю ночь. — Если мы сделаем это, если я возьму тебя с собой, то всё будет по-моему. Чтобы убедиться, что ты в безопасности.

Моё сердце трепещет от надежды. — Какой твой план? Архитектурный? Включающий в себя коринфские пилястры?

Я не смешная. Но и он тоже.

— Если ты пойдёшь со мной, Мизери, тебя придётся пометить.

Глава 14

Её вкус отражает её аромат.

Я ожидала двадцатичасового путешествия по шоссе на гибриде, припаркованном в гараже Лоу, или, может быть, короткого перелёта на самолёте эконом-класса, заткнув нос ватой, чтобы избежать бомбардировки запахом человеческой крови.

Я не ожидала увидеть перед собой «Сессну». (прим. пер.: американский производитель самолётов — от малых двухместных до бизнес-джетов)

— Милый, — спрашиваю я, опуская солнцезащитные очки на кончик носа, — мы богаты?

Его взгляд лишь слегка обжигает. — Нас просто не пускают на борт большинства авиакомпаний, принадлежавшим людям, дорогая.

— Ах, точно. Вот почему я раньше никогда не летала. Всё стало на свои места.

Трудно переоценить, насколько сильно Мик, Кэл и Кен-Людвиг недовольны решением Лоу взять свою невесту-вампира к Эмери. В сгущающемся свете сумерек они буквально пульсируют напряженной заботой и невысказанными возражениями.

А, может быть, и высказанными. Я проспала большую часть дня, и вполне возможно, что пока я отсыпалась в гардеробной, они устроили несколько раундов криков. Рада, что я их пропустила, и так же рада, что моё бодрствование прошло за организацией техники