— Я не могу иметь детей. — за этими словами последовала долгая пауза, и за кадром прозвучала, явно добавленная после монтажа, грустная мелодия из альболма исполнительницы.

— Простите. — камера показала крупным планом глаза телеведущей, наполненные слезами и то как она, пытаясь приподнять настроение, решила обернуть их беседу в шутку. — Говорили, что восхищаетесь мною, а размазали меня по стеночке перед зрителями!

— Восхищаюсь тем, как многого вы добились благодаря силе воли. Но, поверьте, искренне желаю вам очнуться от бешеных скачек карьеры и экзаменов вашей жизни.

— Я благодарна вам за искренность, Сан. Спасибо за то, что согласились принять участие в нашей передаче!

Глава 18

Наутро после того, как Кирна уличили в предполагаемом предательстве, должен был состояться допрос. Скованный кандалами узник находился в первом из примыкающих друг к другу шатрах начальника охраны Зобера. Именно в этом шатре он вершил свои каждодневные дела. В двух других находился склад оружия, необходимые приспособления и всякие необычные кувшинчики и бутыли с разнообразными снадобьями и веществами. Увлекающийся изучением смертоносных желез змей и пауков, Зобер страстно любил подолгу засиживаться над изобретением новых ядов, которыми велел смазывать наконечники копий и стрел. Эта техника немало помогала в военном деле. Зобер также готовил самые разнообразные лекарственные отвары, которыми крайне успешно лечили раненых, и противоядия от собственных же порошков и жидкостей. В эти шатры вход любому постороннему человеку был воспрещен. Туда мог входить только сам Зобер. Да и воины сами старались обходить это место стороной и никогда не рвались заглянуть в эти рабочие комнаты, чтобы ненароком не опрокинуть на себя какой-нибудь смертоносный яд.

Кирн провел в первом шатре все время, с тех пор как его связали и привели сюда и теперь ожидал, когда Зобер придет допрашивать его. Наконец, полы шатра распахнулись, впустив внутрь яркие солнечные лучи, от которых привыкший к полумраку Кирн зажмурился. Зобер прошел к центру палатки и за его спиной встали двое дежурных.

— Что ты делал ночью у палатки амазонок? — резко спросил Зобер.

— Хотел прирезать этих куропаток! — хрипло выкрикнул Кирн. Жара нарастала, и ему жутко хотелось хотя бы промочить горло водой.

— Зачем? — Зобер смотрел на Кирна с неподдельным интересом. Он явно старался понять, что происходит.

— Они бы выдали того, кто раскрыл римлянам все тайны. — чуть тише ответил Кирн.

В глазах Зобера прочитывалось нарастающее удивление. Он уже со вчерашней ночи ожидал эту беседу с Кирном, теряясь в догадках. Зобер допросил бы Кирна при первой же возможности, если бы не неожиданная просьба этой странной амазонки. Зобер думал, она может представлять для него серьезную опасность, но после вчерашнего происшествия, понял, что принцесса даже не догадывается, кто является истиным предателем. Видимо, бросив за столом слово о подозрениях, она ожидала узнать истинного предателя одновременно со всеми. И эта непонятная девушка вчера стала буквально умолять Зобера не покидать ее и не оставлять одну. Она потребовала от Зобера привести еще охрану и оцепить ее несчастный шатер. Эти кичившиеся своим бесстрашием и самостоятельностью амазонки из смелых воительниц вдруг превратились в испуганных беззащитных женщин. Несмотря на все уверения в том, что бояться им теперь нечего, Фоя не унималась. Она все трещала о том, что сподвижники Кирна этого так не оставят и даже не побоятся охраны, чтобы перерезать амазонкам глотки. Принцесса утверждала, что если не присутствие лично Зобера, «самого доблестного воина из ныне живущих» (как она сама выразилась), им с Деянирой не пережить эту ночь. Поэтому ему пришлось ночевать в одной палатке с двумя женщинами, предварительно прослушав их излияния о том, что они полностью полагаются на его «честь и доброе имя». А с утра Зоберу пришлось заняться обычными делами и принять доклады от ночных дежурных, прежде чем приступить к допросу, который ему так не терпелось начать.

— Кто же тогда предатель, если не ты?

— Я! — громко крикнул Кирн. — Я предатель! И больше я тебе ни слова не скажу, пока мы не останемся наедине.

Зобер оглянулся на охрану, и, увидев немой приказ в его взгляде, воины вышли из шатра.

— Ну, — нетерпеливо бросил Зобер, поигрывая огромным рубиновым перстнем на указательном пальце. — Кто же этот предатель?

— Не знаю. Но кем бы он ни был, хочу, чтобы все его планы увенчались успехом.

— Как ты можешь так говорить?! Ведь под угрозой все наши народы и властители! — продолжал вести свою игру принц.

— От народа не убудет. Тысячей больше, тысячей меньше, он все равно подчиняется одному человеку. — Кирн шевелил отекшими руками, крепко сжатые запястья так и хотелось растереть.

— Да ты, оказывается, властолюбец! — Зобер сделал паузу, но понимая, что Кирн не собирается отвечать на его реплику, продолжил. — Но какой толк из этого, если сегодня тебя казнят. А перед этим, как и полагается, предателю, разболтавшему государственные тайны врагу, должно отрезать язык.

Зобер достал из-за пазухи короткий клинок и аккуратно провел пальцем по его острию, словно дразнил Кирна. Закованный в тяжелые путы и связанный толстыми веревками, Кирн не мог сдвинуться с места, и Зобер подошел к нему вплотную. Одной рукой он сдавил щеки Кирна с такой силой, что рот его слегка раскрылся, но Кирн все равно без тени страха и волнения смотрел Зоберу прямо в глаза. В его взгляде можно было прочесть только ненависть. Зобер поднес клинок совсем близко к лицу Кирна, и сам склонил свое лицо так, чтобы встретить этот взгляд.

— Но прежде, чем ты замолчишь навеки, я открою тебе маленькую тайну: твоя мечта исполнится. Тот, кто действительно сотрудничает с римлянями, одержит победу над этим сборищем глупых силачей, которые только и знают, что размахивать мечом и не достойны истиной власти! — когда Зобер заговорил о власти, глаза его зажглись кровожадным блеском, отчего он стал похож на сумасшедшего. — Весь Кавказ будет принадлежать мне! И я стану единоличным сатрапом этих земель!

Произнеся это признание Зобер разразился таким громким хохотом, что теперь картина сумасшедшего человека была полностью дополнена, но этот дикий смех был прерван неожиданно. Внутренний занавес, скрывавший проход в смежные шатры, отодвинулся, и в палатку вошел царь Оройс в сопровождении Арана, Касиса и Фои.

Удивленные глаза Зобера бегали от одного лица к другому. Оройс гневно смотрел на Зобера. Казалось, он больше не видит в нем своего сына, свою гордость. Перед Оройсом стоял его злейший и презреннейший враг — самый ужасный враг, который мог бы повстречаться Оройсу за всю его жизнь, — сын, во имя власти пожелавший смерти отца. Лицо Фои выражало тоску, словно