спокойно питаться. Поэтому верхний буфет казался Саиду относительно безопасным и спокойным помещением, так как серьезный контингент и довольно высокие цены отпугивали девушек.

Обедал Саид за одним столом с Эльшадом, но сегодня ему пришлось сидеть одному, так как Эльшад не вышел на работу. Но одиночество его длилось всего пять минут, к нему подошла молодая девушка в юбке, которую нельзя было назвать юбкой соответствующей длины для дресс-кода работницы банка. Именно эта юбка невольно бросилась в глаза Саиду в первую очередь, так как Саид в этот момент смотрел прямо перед собой, погруженный в путаные мысли. Подняв взгляд выше стройных ножек и тонкой талии, и взглянув, наконец-то, в лицо девушки, Саид узнал в ней сотрудницу за регистрационным столом. Девушка неуверенно улыбнулась ему, словно боялась, что он прогонит ее подальше, и, сделав глубокий вдох, произнесла:

— Вы не против, если я пообедаю с вами?

— Пожалуйста. — только и произнес Саид и уставился в свою тарелку.

Девушка села за столик, и пока ожидала, когда ей принесут заказ, внимательно смотрела на Саида. Сейчас это было легче всего, ведь он отвел от нее свои глаза, словно льдинки, проникнувшие ей в душу и окутавшие ее холодом и волнением. Он принялся за еду, и Мила начала про себя восторгаться его аристократическими манерами. «Возможно, я сошла с ума, если у меня перехватывает дыхание даже от того, как мужчина держит в руках вилку и нож», подумала она. Наконец, ей принесли бизнесс-ланч. Тут девушка догадалась, что не очень-то культурно пялиться на человека, когда он ест, тем более что, со стороны она могла показаться полной дурочкой, по уши влюбленной в начальника отдела. «Но ведь именно так оно и есть!», вздохнув, подумала она. Но сидеть вот так, в молчании, не входило в ее планы. Ей нужно было поговорить с ним, и наконец-то решиться сказать ему в лицо о своих чувствах. Поерзав на стуле и прожевав пару кусочков обеда, вкуса которого она так и не разобрала от волнения, охватившего ее, Мила пошла в атаку, но решила начать издалека.

— Как ваши дела? — спросила она, и чуть не разревелась, увидев, что собеседник даже не поднял на нее взгляда.

Через пару мучительных секунд Саид все-таки удостоил ее холодным ответом:

— Спасибо.

Но Мила не собиралась теперь отступать. Самое страшное уже позади — первые шаги уже сделаны, осталось: только не сдаваться.

— У вас что-то произошло? — спросила девушка. — Вы в последнее время такой хмурый.

— Я всегда такой. — коротко ответил Саид и продолжил обедать.

Аппетит у него пропал, как только он увидел эту девушку. Но встать из-за стола сразу же при ее появлении, было бы большим для нее ударом, ведь здесь присутствовали руководители отделов и департаментов, и он не мог опозорить ее перед ними. Тем более должность у Милы была самая «видная», она, как кукла, стоит с утра до вечера в холле банка.

— Неправда. Не так давно я наблюдала за вами на благотворительной акции. Вы были совсем не такой отчужденный, когда смотрели на фотографии детей, бросали деньги в урну, слушали выступления. Думаю у вас очень добрая душа, вы пожертвовали всю свою заработную плату! — с восхищением говорила девушка.

Догадавшись, что Саид не собирается на это ничего отвечать, она решила продолжить попытки разговорить его:

— А какие качества вы больше всего цените в людях?

— Ненавязчивость.

От этих слов комок подкатил к горлу девушки. Сглотнув пару раз и выпив немного лимонада, она наконец-то решилась высказать Саиду все то, ради чего так долго собиралась духом.

— Несмотря на то, что вы очень суровый и не общительный человек, вы мне очень нравитесь.

Мила сделала паузу, пытаясь увидеть, какая же реакция будет у Саида, но так и не смогла ничего понять по замкнутому выражению его лица.

— Вы меня слышите? — в отчаянии спросила она.

— Слышу. — почти шепотом отозвался Саид.

— Я люблю вас. Может, я кажусь вам глупой, навязчивой девчонкой, но поверьте, я достаточно зрелый человек. Я знаю, что вы одиноки. Давайте познакомимся поближе, будем просто общаться, созваниваться, переписываться… — говорила Мила, глядя на Саида полными мольбы глазами, но не успела договорить.

— Девушка! — прервал ее строгий стальной голос.

Саид понял, что все это время его тайной поклонницей была Мила, и он зря тогда злился на ни в чем не повинную Джаннет. Он с абсолютной ясностью осознал, что автором тайных любовных писем была именно эта особа, которую он порою даже не замечал.

— Такой романтизм нормален для твоего возраста, но я не собираюсь быть твоим учителем во взрослой жизни, и в отношениях. Набивай, пожалуйста, шишки при помощи кого-нибудь другого. Взгляни на мир трезво. И, кстати, о переписках — не нужно писать мне всякие любовные послания, они ненароком могут попасть на стол твоему начальнику. — Саид по-отечески взглянул ей в глаза. Бровь его предупреждающе поднялась в немом вопросе, достаточно ли четко Мила его поняла. Затем он демонстративно посмотрел на часы, дав понять, что обеденное время подходит к концу, кивнул ей и двинулся к выходу. У кассы он расплатился за них обоих и, не оборачиваясь, вышел вон. Саид не видел как из глаз онемевшей от стыда и боли девушки потоком лились слезы.

Глава 20

После того как царю Оройсу раскрылась предательская сущность собственного младшего сына он прибывал в ярости. С публичным судом и казнью он задерживаться не собирался, так как нужно было положить конец всяким слухам и разнородным настроениям в войске. В глубине души Оройс торопился покарать сына потому, что боялся: неистовая ярость правителя уступит место отеческой жалости. Все знали, что если к Арану Оройс относился как к наследнику Албанского государства, то Зобер был его гордостью. Оройс всегда восхищался младшим сыном, который, по его мнению, был самым сильным, самым красивым и самым умным государственным мужем среди всех полководцев, что уж говорить о простых людях. И вот эта гордость за сына оказалась растоптана самим же Зобером. Его плоть от плоти, кровь от крови, родной отпрыск решил погубить все древнее государство, а заодно и его правителя — собственного отца. Все эти думы с молниеносеной скоростью вертелись в голове Оройса, поэтому публичный суд он назначил на полдень следующего же дня. На самом высоком холме, под самое пекло скованный и полураздетый будет посажен Зобер, а Касис будет председательствовать на этом своеобразном суде. Сам Оройс судить не решился, так как всей его ненависти не хватило бы, чтобы приговорить собственного сына к единственно возможному