тем убрал со стола, и Юлия Сергеевна стала читать свои стихи. Большую часть Ада пропустила мимо ушей. Опомнилась она только на последней строфе.

– Ужель отказано в спасении

Тем, растворившимся во мгле,

Кто слышал ангельское пение,

Еще ступая по земле?

Нежинская умолкла, задохнувшись в пароксизме исступления. Фетин медленно проговорил:

– Ваш слог не уступает ахматовскому. Я впечатлен.

– Благодарю, Николай Егорович. Не желаете лимонаду?

Ада подалась вперед:

– Кстати об ангельском пении. Как вы думаете, Юлия Сергеевна, Григорий Распутин тоже его слышал?

– Я в этом более чем уверена, – Нежинская развернулась к Аде. – Почему вы вдруг вспомнили о нем?

– Вчера, беседуя со мной, Анна Вырубова упомянула, что Распутин приезжал в Куоккалу летом шестнадцатого года. Его почитательницы собрались на даче Танеева, отца Анны. Мне почему-то подумалось, что вы тоже там были. Вы бы не упустили случая испросить благословения у старца, которым так восхищались.

Брови Фетина удивленно поползли вверх. Нежинская встала, теребя браслет.

– Вы проницательны, Ада Михайловна. Да, я была на той встрече. Прошу меня простить, я схожу за лимонадом.

Она вышла. Николай скривился:

– Распутин? Неужели вы это серьезно, Даша? Я еще могу понять, что какая-то провинциальная поэтесса нервического склада, склонная к мистицизму, очарована Гришкой. Но вы? Зачем вы водите знакомство с Вырубовой? Эта недалекая, истеричная особа уверовала в святость старца, в то, что он один может спасти Россию, и именно при ее посредничестве Распутин влиял на государственные дела.

– Меня не удивляет, что вы так думаете.

– А вы нет? Невероятно! – воскликнул Фетин и возбужденно заходил взад и вперед по гостиной.

Юлия Сергеевна вернулась, внеся серебряный поднос, на котором стояли три стакана с лимонадом. Один она протянула Аде, второй взяла сама. Николай залпом осушил третий – очевидно, у него пересохло в горле.

– Так о чем мы говорили? – произнесла Нежинская с очаровательной забывчивостью, свойственной творческим натурам. – Ах да, о Гумилеве. Интересно, он по-прежнему воображает себя гениальным поэтом, этот «изысканный жираф», этот версификатор, этот прогнивший декадент?

– Может, он и не гениален, однако ж пишет замечательные стихи, – возразила Ада. – И я верю, что он настоящий мэтр. Если б я осталась в Петрограде, я бы, пожалуй, стала его ученицей.

Нежинская презрительно повела плечами:

– В вас нет способности видеть мир духовным взором, милочка. Я бы сама взялась учить вас, когда бы вдохновенью можно было научить. Настоящая поэзия рождается из обостренья чувств, духовного озарения. Только так. Вы согласны, Николай Егорович?

Ада посмотрела на Николая. От волнения она не заметила, как выпила весь свой лимонад. Поставив стакан на поднос, она ждала, чью сторону примет ее друг. Спор с Юлией Сергеевной на удивление быстро отнял у нее силы, она откинулась на спинку кресла.

– Если обучение у Николая Степановича Гумилева – это то, чего действительно желает Ада Михайловна, я почту за честь отвезти ее в Петроград, – сказал Фетин и обернулся к Аде. – Вы знаете мое условие.

Она кивнула, чувствуя, что ее неодолимо клонит в сон. На лице Нежинской появилась лукавая улыбка и еще какое-то выражение, которое было трудно истолковать.

– Выходит, Ванда не преувеличивала, когда намекала на ваше особое расположение к Аде Михайловне, – поэтесса повернулась к гостье. – Ох, голубушка, боюсь, это мои стихи подействовали на вас гипнотически.

Веки Ады слипались. Она силилась пошевелиться и не могла.

– Мне пора на станцию, – Николай поднялся, насмешливо заметив. – Дашенька, вас и впрямь разморило.

– Должно быть, не выспалась ночью, бедняжка, – вздохнула Юлия Сергеевна. – Оно и понятно: предсвадебные хлопоты, нервы. Не тревожьтесь, Николай Егорович, я о ней позабочусь. Ступайте, не то опоздаете на поезд.

Николай наклонился над Адой, поцеловал ее в щеку и прошептал:

– Отдыхайте, Дашенька… А насчет Петрограда и… всего остального – быть может, вы еще передумаете.

Это было последнее, что уловило ее ускользающее сознание.

Проснулась Ада в сумерках. Она лежала на жестком матрасе, запястья и щиколотки были привязаны к столбикам железной кровати. Она дернулась несколько раз, но ослабить веревки не удалось. Помещение казалось совсем маленьким – Ада догадалась, что находится в башне на втором этаже. Окна и дверь на балкон закрыты, звать на помощь бессмысленно – никто не услышит.

От приступа паники сдавило грудь и вспотели ладони. Пытаясь унять дрожь, Ада стала прислушиваться к звукам в доме. Так она лежала довольно долго. Наконец на лестнице раздались шаги. Дверь тихонько отворилась, и комнатушку осветил неверный свет керосиновой лампы. Ада повернула голову – у кровати стояла Нежинская. Она опустила лампу на столик и положила рядом металлическую коробочку.

– Проснулась? Вот и славно. У меня не было времени правильно рассчитать дозу снотворного. Видимо, вышло больше чем нужно.

– Зачем я здесь? – хрипло проговорила Ада.

– Ты знаешь зачем. И знаешь почему. Вопрос – кто еще знает?

– Значит, всё дело в Распутине?

– Разумеется. Когда я внушила Марии Чижовой мысль, что Сашеньке помогут английские врачи, я хотела, чтобы спешный отъезд Саволайненов выглядел как доказательство их вины. И Брискин купился. Жаль, что ты такая дотошная. Англичане не зря говорят: любопытство сгубило кошку.

Ада сглотнула.

– Меня будут искать…

– Твой жених уже приходил, – усмехнулась Юлия Сергеевна, – и воротился ни с чем. Я сказала, что ты ушла вместе с Николаем Егорычем, намереваясь проводить его до станции. Полагаю, Брискин, как и все остальные, видел, что Фетин влюблен в тебя и, может статься, небезнадежно. Пусть пока гадает, уехала ли ты в Петроград, а завтра твое тело найдут в лесу за песчаной горкой, недалеко от железнодорожной насыпи. Там полно змеиных ям, и весной, в пору змеиных свадеб, ходить особенно опасно. Хейкки поймал несколько гадюк и собрал яд. Осталось лишь сделать укол, – Нежинская открыла металлическую коробочку, в которой блеснул шприц. – Ночью Хейкки отнесет тебя к насыпи. Болтать он не станет – слишком жадный до денег, а я плачу ему щедрое жалованье.

Юлия Сергеевна взяла шприц и нависла над Адой. Веревки облегчали ей задачу.

– Брискин не знает, что это я убила Анникку, не так ли? Иначе он был бы здесь и швырнул обвинение мне в лицо. Самонадеянный кретин. Полагаю, кроме тебя, не знает никто. А ты унесешь мой секрет в могилу.

– Стойте! – пискнула Ада, инстинктивно выгадывая отсрочку. – Разве вам не интересно, как я догадалась?

Нежинская, поколебавшись несколько секунд, положила шприц обратно в коробочку.

– Пожалуй, послушаю.

Совладав с дрожью в голосе, Ада заговорила:

– Наша поездка в Петроград к доктору Яковлеву оказалась весьма полезной. Мы узнали, что шизофрения у Саши Чижова развилась из-за длительного употребления стимулятора нервной деятельности, о чем никто не