Она произнесла эту короткую речь весьма свирепо, но именно когда заявила, что уже взрослая, превратилась в маленькую девочку.

— Никто меня не заставит, — уже не так уверенно добавила она. — Никто не заставит меня снова взяться за смычок.

— Я мог бы тебя заставить.

— То есть как?

— Могу приказать тебе играть.

Глаза ее потемнели так, что казались бездонными.

— Как?

— Ты сказала, смычок цел.

— Да, но…

— Неси его сюда.

— Но…

— Джун. Ты ведь и завтра попросишь есть.

Этого было достаточно.

Когда она ушла, явился Ральф, как и велено, с очередным листом-ракетой. Я отпустил его ужинать. На пороге он столкнулся с вернувшейся Джун. Понятия не имею, где она все это время прятала смычок, но теперь он был у нее в руке. Она провела большим пальцем по конскому волосу, привычным движением подкрутила винт, чтобы волос натянулся туже.

— Дальше что? — спросила она.

Бережно, словно скрипку Страдивари, я протянул ей свой посох. Пальцем приподнял подбородок Джун, рукоять посоха пристроил на выступающую ключицу, длинные пальцы левой руки понудил обхватить другой конец, и подвел руку со смычком так близко, что конский волос коснулся посоха, издав тоненький мышиный писк.

Оставив Джун в такой позе, я воссел на свой трон.

— Что ты будешь играть?

Она поглядела на меня — глаза такие темные, что при свете лампады не различить, где кончается зрачок и начинается радужка. Затем, будто на прослушивании, она сказала:

— Бах. Концерт для двух скрипок ре минор. Опус двести тридцать шесть.

Я благосклонно кивнул. Откинулся к спинке кресла и позволил себе насладиться этим зрелищем: Джун становилась красива, когда играла, закрыв глаза, изящно двигая пальцами, инструмент слегка покачивался из стороны в сторону. Я жевал лист-ракету и внимательно вслушивался. Этой вещи я не знал, но Джун владела какой-то магией — она играла так, что я почти что слышал. Бикини-Боттом заполнила музыка, ноты порхали в моей голове многоцветными бабочками.

Всего я заставил ее сыграть на моем посохе восемь музыкальных пьес. Когда концерт закончился, я отпустил Джун, задул лампады и рухнул на постель, удовлетворенный — вернее, почти удовлетворенный. Вечер вышел прекрасный, но этого было мало. Я хотел еще и услышать прекрасное. Завтра, когда очередь надеть Дивную юбку дойдет до Флоры, я прикажу ей петь.

— Нет.

— Флора.

— Даже и не проси, Линкольн.

— Я сказал. Сегодня ты дежуришь у меня.

— Обойдешься.

— И ты должна надеть Дивную юбку.

Она двинулась прочь, покинула утреннее собрание, не дожидаясь моего позволения, но последняя моя реплика вынудила ее остановиться.

— Что надеть?

— Юбку Миранды. Она одолжит ее тебе. Как одалживала Джун.

Я окинул Флору оценивающим взглядом. Она здорово похудела после Осни, руки и ноги приобрели темный, кофейный загар. Глаза — янтарные, чуть оранжеватые, таким бывало небо на острове Линкольна перед закатом. Они классно выделялись на загорелом лице. Волосы отросли, лиловая и розовая краска выцвела на солнце. Флора стала почти такой же светлой блондинкой, как Миранда. Впервые я разглядел, насколько она красива. Она будет отлично смотреться в Дивной юбке. А пока что в черной, поблекшей «Моторхэд» она выглядела чуточку… грозно. Я прикинул: с ней так легко не сладишь, как с теми двумя. И угадал.

— Ничего более идиотского в жизни своей не слышала.

— Хочешь нормально поужинать? Приходи в юбке.

— Ты шутки надо мной шутишь?

— Нет, я не шучу.

Я посмотрел ей прямо в глаза, чтобы она поняла: я говорю всерьез. Но Флора не опустила передо мной глаза.

— Можно один вопрос, Линкольн?

— Само собой, — сказал я. Правитель должен время от времени проявлять великодушие.

— Кто назначил тебя королем острова?

От ярости у меня зазвенело в ушах. Я так обозлился из-за того, что она посмела поставить под сомнение мою власть, что даже не нашелся с ответом. А она — вы не поверите — попросту развернулась на пятках и была такова.

Когда кровь отлила от ушей и девятый вал гнева отхлынул, я смог признать некоторую правоту Флоры. Я был здесь законным королем. Но пока что я не был коронован. Нужно провести церемонию.

В тот вечер я решил ужинать не в Бикини-Боттом. Глупо было бы сидеть и дожидаться Флору, которая не собиралась явиться. Первым делом требовалось укрепить мой авторитет. Я взял свой трон, стоявший во главе стола, сложил на сиденье зеленый кокос и посох и понес все это в дюны. Установил кресло перед костром и уселся в него, сжимая одной рукой посох, а другой — кокос, тяжелый, точно шар для боулинга. Клуб «Завтрак» собрался вокруг меня и костра, всех распирало от любопытства. С державой и скипетром в руках, со звездами над головой я почувствовал себя — впервые в жизни — в том месте вселенной, которое было создано для меня. И я обратился к моим подданным.

— Сегодня, — сказал я, — мы проведем коронацию.

Мне захотелось наконец оказаться в средоточии, черт побери, ритуала, и пусть клуб «Завтрак» восславит великий подвиг — мой подвиг, добычу зеленого кокоса. План такой: я разрублю орех надвое, разделю между всеми ту сладость, какая обнаружится внутри — мой батончик «Баунти», мой «Баунти»-покоритель новооткрытых земель, — а верхушку, со стеблем, отделю и ею увенчаюсь. Да, знаю, мне казалось дурацкой забавой надевать на голову Себу серебряную крышку от кубка чемпиона чемпионов, там, в Осни, — но ведь это совсем другое дело. Моя корона, как я предполагал, будет хорошо смотреться. Волосы выгорели на солнце, добавить еще зеленую шляпу, и я стану точной копией Линка, моего тезки.

Итак, я воссел у костра на кресле с зеленым кокосом в одной руке и посохом в другой и запел гимн Осни:

Один за другим они начали подпевать. Первым Ральф, моя правая рука. Потом Себ — стоя, словно пел государственный гимн, и Гил, само собой, последовал его примеру. Вскоре присоединились Джун и Миранда. Оппозиции не оказалось в наличии. Все пели громко, весело, знакомая песня казалась утешением, приветом из дома, уголком Англии на чужом берегу. Это напоминало старые фильмы, где застегнутые на все пуговицы английские колонисты (в тропических шлемах) поют рождественские псалмы в котлах у каннибалов.