Проверив, что все крышки на флаконах плотно закручены, она аккуратно поместила все в косметичку и застегнула на «молнию». Сложив все в небольшой прихожей, увидела Эрика – тот стоял у открытого дверного проема и смотрел в комнату. Джеральдин шагнула к нему, и ее глаза мгновенно впились в стену, сплошь заклеенную липкими листками для заметок. Десятки желтых и зеленых бумажных квадратиков обрамляли утыканную многочисленными булавками карту. В глаза Джеральдин бросились газетные вырезки с жирными заголовками:

ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК. МЕДСЕСТРА-СТУДЕНТКА. ПАЦИЕНТКА БОЛЬНИЦЫ. СТРАХ УСИЛИВАЕТСЯ.

При их виде у нее сжалось горло:

– У меня такое чувство, будто мы ее подвели.

Стоявший рядом Эрик вздохнул:

– Я уверен, что вы сделали все возможное, чтобы найти ее.

– Я говорю об Эмили, Эрик. Посмотрите на эту комнату. Она сделала это, потому что мы ее подвели.

– Она никогда не рассказывала мне про эту комнату, – тихо сказал он.

Джеральдин шагнула внутрь, чтобы поближе взглянуть на заметки.

– На каждом листке что-то есть. Имена. Даты. Судя по всему, она проводила собственное расследование. Честное слово, я готова расплакаться. Мы сделали всё, что могли. Но так и не нашли ее сестру.

– Я не припомню, чтобы она когда-либо обвиняла вас, – сказал Эрик.

Джеральдин потерла лицо. Усталость давала о себе знать.

– А зря. На трехмесячном и шестимесячном отчетах, когда мы практически не сдвинулись с места ни на шаг и всё чего-то ждали, ей следовало закатить скандал и обрушить на наши бесполезные головы свой праведный гнев. – Джеральдин печально посмотрела на Эрика. – Годовой отчет был в прошлом месяце, и я послала ей букет цветов, чтобы отметить годовщину. Зачем, спрашивается, я это сделала? Разве что для того, чтобы смягчить собственную вину…

Эрик промолчал. Джеральдин поняла: ее разочарование сродни его собственному.

Она отвернулась от стены и посмотрела на мешки и коробки на узкой односпальной кровати. Ага, похоже, что именно здесь Эмили нашла фото сестры и письмо. Так что все вещи на кровати должны быть вещами Зои.

– Вы подождете еще несколько минут? – спросила инспектор.

– Да, конечно. Я никуда не тороплюсь.

Взяв с кровати один из мешков, Джеральдин поставила его на пол и, перевернув, медленно вытряхнула его содержимое. После чего опустилась на колени и осмотрела сложенную одежду, а когда закончила, осторожно вернула стопку вещей в пакет.

Понаблюдав, как она проделала это со вторым пакетом, Эрик не выдержал:

– Мне казалось, чтобы делать нечто подобное, нужен ордер на обыск…

– Неужели? – спросила Джеральдин. Похоже, Эрик считал ее действия вторжением в частную жизнь Эмили – и был по-своему прав. – Она разрешила вам съездить к ней домой и взять ее одежду. Я ищу эту одежду.

– Тогда вынимайте вещи, а я буду складывать их обратно, – предложил он.

В седьмом мешке, в отдельном пластиковом пакете, Джеральдин нашла кожаную куртку. Стоило ей развернуть ее, как в комнате запахло легкими цветочными духами. Инспектор подняла куртку, чтобы лучше рассмотреть ее.

Куртка была того же цвета и почти того же фасона, что и на женщине, за которой Эмили бросилась вдогонку. Но она не пропала, не была взята Зои, как убеждала их Эмили. Сложив куртку, Джеральдин сунула ее обратно в пакет.

– Я так и знала, что эта вещь где-то здесь. Эмили утверждала, будто куртка пропала. Как вы знаете, она бежала за женщиной в похожей куртке, полагая, что это была Зои.

Эрик сделал удивленное лицо, и Джеральдин поняла: для него это новость.

– Она что-то говорила о том, что якобы пыталась догнать Зои, но я не знаю всей этой истории.

– Скажите, Эрик, неужели ее разум настолько болен, что она гоняется за людьми в похожей одежде? – Джеральдин встала с колен и в упор посмотрела на него. – Думаю, если кто-то в этом и виноват, то только Дорин Джейкобс. Вы в курсе, как она воспитывала Эмили?

Но Эрик молчал, и она раздраженно шагнула мимо него.

– Не сомневаюсь, вы можете подтвердить то, о чем говорила эта женщина.

– Да, я в курсе, – промямлил Эрик. – Но такое воспитание – не редкость. Особенно в больших семьях – старшие дети берут на себя заботу о младших… – Он умолк, словно собираясь с мыслями. – В случае с Эмили я считаю, что она была нелюбимым ребенком, и по этой причине чувствовала себя никому не нужной. А когда родилась сестра, загнала это чувство внутрь. Она любила Зои до одержимости.

– Черт, вы говорите так, будто это что-то плохое…

Эрик кивнул:

– Может быть. Эмили полностью утратила эмоциональную связь с родителями, считая их людьми никчемными, и практически возложила на себя роль матери. Ей было очень тяжело психологически, особенно когда Зои не была под ее крылом. Составление списков дел – это был ее способ сохранить контроль. Эмили рассказывала мне, что, приходя из школы, обычно обнюхивала сестру, чтобы проверить, не курила ли мать рядом с ней.

– Это крайность… – Джеральдин вздохнула. – Даже не представляю, как вам это удается. Лично я, слушая все эти признания, точно впала бы в депрессию.

Молчаливые и задумчивые, они вышли из комнаты, чтобы не видеть стену Эмили.

«Возможно, ей действительно лучше побыть в клинике», – подумала Джеральдин. Инспектору не давала покоя теория Эрика, что Эмили любила Зои до одержимости. Да, она любила свою сестру, в этом нет никаких сомнений. И все же… как офицер полиции Джеральдин повидала мужчин, кто убил любимую женщину за то, что та ушла к другому. Женщин, с ножом набрасывавшихся на любимых мужчин, потому что те изменяли им. Единственная вещь, которую она вынесла из всех этих историй, заключалась в том, что любовь не защищает вас от того, чтобы быть убитым. Не тогда, когда любовь стала навязчивой идеей. Эта мысль застряла в ее голове как нежеланный гость. Одержимость способна легко превратиться в ненависть.

* * *

Эмили не давал покоя вопрос: сколько же здесь коридоров и через сколько дверей нужно пройти, чтобы добраться до выхода? Санитар Бен шел вместе с ней. Он и доктор Грин были единственными, чьи имена она помнила. Имя Бена – потому, что он был единственным из персонала, кто до сих пор имел с ней дело; она также видела других, спешивших туда-сюда, обычно для того, чтобы увести с собой пациента. Имя доктора Грина – потому что он был врачом-психиатром, с которым она сейчас встретится.

Направляясь к нему, Эмили и Бен перебросились парой слов. До сих пор они обсуждали погоду, жаркое лето и глобальное потепление.

Бен остановился перед дверью и постучал. Кстати, сама дверь ничего не говорила о том, что и кто там за ней. И эту дверь ей было страшно открыть. За этой дверью скрывалось неизвестное. Стоило Эмили подумать о том, что может случиться с ней сегодня, как она тотчас почувствовала себя беспомощной и беззащитной. Из-за двери раздался голос, и она поспешила подавить в себе свои страхи.