донага, муж в присутствии родственников выбрасывает ее из своего дома и, настегивая бичом, гонит по всей деревне; и сколь бы красивой, молодой и богатой она ни была, ей больше не найти нового мужа. Ибо пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращаемым не называется у них “идти в ногу с веком”. Но еще лучше обстоит с этим у тех племен, где берут замуж лишь девственниц и где, дав обет супружеской верности, они окончательно утрачивают надежду на возможность повторного вступления в брак. Так они обретают мужа, одного навеки, как одно у них тело и одна жизнь, дабы впредь они не думали ни о ком, кроме него, дабы вожделели только к нему, дабы любили в нем не столько мужа, сколько супружество… Юноши поздно познают женщин, и от этого их мужская сила сохраняется нерастраченной: не торопятся они отдать замуж и девушек, и у них та же юная свежесть, похожий рост. И сочетаются они браком столь же крепкие и столь же здоровые, как их мужья, и сила родителей передается детям».

Конечно, могут заметить, что между Тацитом и Теодорихом – пять веков, однако нравы германских племен, особенно только начинавших свой кровавый путь в «цивилизованный» распутный греко-римский мир, не слишком изменились за это время, и подтверждением тому – брачное законодательство остгота Теодориха. Историк З.В.Удальцова пишет: «За прелюбодеяние наказывались смертной казнью как сами виновники, так и их сообщники. После смерти мужа жена должна была в течение года сохранять целомудрие; вступление в связь с кем-либо каралось как прелюбодеяние. Фактически допускалось убийство родными одного из супругов, виновных в измене… В Остготском королевстве обращением в рабство карался конкубинат (т.е. незаконное сожительство свободных людей. – Е.С.)… За связь со знатной женщиной раб предавался сожжению, а женщина – смертной казни за то, что уступила рабской страсти (servili libidini)… В эдикте (Аталариха, внука Теодориха. – Е.С.) указывается, что если свободная женщина, презрев святость брачных уз, станет конкубиной женатого человека, то она отдается его жене в рабство вместе со своими детьми, рожденными от незаконной связи. По решению суда она должна испытать власть той, которую хотела унизить при помощи незаконной и бесчестной страсти». Также довольно сурово каралось изнасилование рабыни (правда, чужой, про своих не сказано). Единственное, что Теодорих дозволил своим бедным готам официально, – это посещать публичных женщин.

Бывший имперский бюрократический аппарат, в принципе, сохранился, только разве что стал служить новому хозяину: здесь опять сказалось некое «обезьянничанье» готского короля, перечисление придворных которого прямо заставляет вспомнить римско-византийский двор: налицо имелись префект претория (исполнял судебно-финансовые функции, но был лишен военного командования), магистр оффиций (заведовал церемониями, посольствами, курьерской службой, но был лишен руководства телохранителями и права надзора за изготовлением оружия), квестор двора (секретарь-советник), комит священных щедрот (главный финансист), комит частных имуществ (ведал доходами королевского фиска), комит патримония (управляющий королевскими землями, золотодобычей, флотом). Насколько верно все они служили, – вопрос. Видимо, факты последовавшей за смертью Теодориха смуты и поддержанного римской элитой византийского вторжения позволяют присоединиться к тому мнению, что к концу правления кризис взаимоотношений готской и римской элит в государстве Теодориха достиг своей остроты и внес свой разрушительный вклад в падение остготского Италийского государства. К тому же римский сенат, с которым Теодорих заигрывал в начале своего правления, потихоньку был настолько урезан в своих правах и возможностях, что его бытие стало чисто иллюзорным, что явно пришлось не по нраву его членам. Королевский совет из варваров был куда влиятельнее. В целом римская знать и землевладельцы в период владычества Теодориха четко делились на коллаборационистов, искренне или выгоды ради сотрудничавших с варварами, и оппозицию, по крайней мере внутренне не принимавшую нового порядка и скорбевшую по прежним имперским временам; в свою очередь, она столь же четко делилась на два течения – «традиционалистов», ратовавших за восстановление Западной Римской империи, и тех, кто, понимая утопичность возрождения таковой, с надеждой взирали на Восточную Римскую империю в чаянии византийской помощи в избавлении от варварского ига. Проблемой последних пока оставался церковный раскол Запада и Востока, ибо престол последнего был занят Анастасием (ок. 430—518 гг., правил с 491 г.) – еретиком-монофизитом.

Правление Теодориха прошло довольно мирно – иногда он еще повоевывал, но больше старался вершить политику варварского мира династическими браками, породнившись с королевскими родами франков, вестготов, вандалов и тюрингов (правда, до конца верными Теодориху остались лишь вестготы и тюринги). Правил 15 лет Испанией в малолетство тамошнего короля – своего родного внука. Нормализовал к 510 г. отношения с Восточной Римской империей, уступив ей немного земель, так что император Юстин I (ок. 460—527 гг., правил с 518 г.) в 518 г. официально признал за зятем Теодориха, Эвтарихом, право наследования согласно воле самого Теодориха. Очень много сделал для сохранения древних памятников Рима, Равенны, Тицина, Вероны и других городов.

В отношении религии он поступил столь же мудро, как и с уравниванием в правах и обязанностях римлян и готов: не преследуя христиан господствующего вероисповедания, он предоставил арианам полную свободу вероисповедания и выстроил для них много храмов, подобных великолепием Плацидиевым, но о них будет отдельный долгий разговор. Забегая вперед, отметим, что победившая готов Византия отнеслась к этому вопросу совершенно по-иному, решив арианскую «проблему» конфискациями и репрессиями. Справедливо полагая, что поддержка со стороны духовенства обоих ветвей христианства – это сила, король щедро выделял и арианам, и их конкурентам деньги и земли. Более того, все пожалования прежних правителей господствующей Церкви (будь то земли или иные ценности) Теодорих не тронул. Конфессиональная позиция остготского королевского двора была следующая: «Мы не имеем права навязывать ту или иную религию, так как никого не следует принуждать к тому, чтобы он верил против своей воли». Хронист повествует: «У Теодориха был ортодоксальный (т.е. православный. – Е.С.) диакон, которому он покровительствовал и которого чрезвычайно любил. Но этот диакон вбил себе в голову, что он доставит своему королю огромнейшую радость, если сменит свою ортодоксальную веру на арианскую. Когда Теодорих узнал об этом, он тут же приказал обезглавить своего прежнего любимца, сказав при этом: “Если ты не сохранил верность своему Богу, как ты будешь говорить людям о необходимости любой ценой сохранять чистую совесть?”» Но не будем идеализировать и Теодориха: по крайней мере, как показывает исследователь истории римского папства С.Г. Лозинский, отношения его с папами были весьма вольными: «Короли, знать и большая часть остготского населения исповедовали арианство. Остготские правители опирались на крупное римско-готское землевладение – как светское, так и церковное. Папа римский по-прежнему округлял свои владения, и короли-ариане никаких препятствий в этом отношении ему не чинили. Они, однако, далеко не безразлично относились к тому, кто будет избран папой. Так, в 498 г. кандидатами на папский престол были Симмах и Лаврентий. Первый являлся противником Византии и выступал против принятой там формулировки о двух природах Христа. Лаврентий, наоборот, ориентировался на императора и шел навстречу попытке смягчить принятую в 451 г. по этому вопросу формулу. Началась ожесточенная борьба между двумя кандидатами и их приверженцами, улицы Рима обагрились кровью. Симмах отправился к остготскому королю Теодориху в Равенну и, как утверждают, путем подкупа придворных добился своего “утверждения”. Его антивизантийская линия совпадала с интересами Теодориха. В Риме же в это время был провозглашен папой Лаврентий (в списке пап – антипапа, 498 (501)—505). Вернувшись в Рим, Симмах (498—514 гг.) издал