— Но вы сообразили отдать Гену в качестве платы за избавление от трупа и заметание следов.

— Не прибеги мальчишка ко мне на квартиру брата искать, ничего этого не случилось бы, нам бы это в голову не пришло, — заверил Егор. — А почему рассказал… Мы не виноваты. Я вообще к данной истории ни с какого боку. Ну да, все в моей квартире произошло. Но я спал, пока Сашка меня не разбудил. Это я к тому, что сейчас ко мне со стороны закона не может быть претензий, а вот пресса привяжется. И если Шлыков правду растреплет, мало мне не покажется. Да собственно, в любом случае надо Андрюху спасать! Он не убивал Елизавету.

Я помахала рукой официантке, которая скучала у стойки.

— Забыли о моем присутствии в момент выстрела в ресторане? Распрекрасно видела пистолет в руке вашего приятеля, слышала звук выстрелов. И других свидетелей полно.

— Что желаете? — пропела, подходя к столу, девушка.

— Принесите, пожалуйста, капучино, — потребовала я. — Редко кофе пью, но сейчас голова заныла.

— Я неправильно выразился, — забубнил Егор, когда мы снова остались вдвоем. — Да, Андрюха воспользовался оружием, но на стрельбу его спровоцировала Ферина.

Несмотря на нервную беседу, мне стало смешно.

— Елизавета Михайловна попросила Шлыкова застрелить ее?

— Она его вынудила! — покраснел Маслов. — Довела до такого состояния. Показывала ему Злату.

Я вздохнула.

— Девочка умерла, вы сами о ее кончине несколько минут назад рассказали.

Голос Егора сорвался.

— А вдруг все же нет? Да, подносили мы зеркало к ее лицу и, когда оно не затуманилось, очень испугались, убежали в другую комнату. А вдруг Газетина в коме была? Муравей ее унес, а она потом очнулась. Возможно, Злата сейчас жива. А мужик решил с нас деньги содрать.

— Ничего не понимаю, — отрезала я. — Прошу говорить спокойно, последовательно.

Маслов оттянул воротник футболки.

— С Андрюхой мы дружим до сих пор. А с Сашкой Фериным отношений давно нет. После той вечеринки он болеть начал, постоянно уроки пропускал. На выпускных ему тройки поставили, хоть Ферин даже на двойку материал не знал. Просто учителя от него избавиться хотели. Зачем им второгодник? После окончания школы я с Александром ни разу не встречался. И не особенно переживал по этому поводу. Потому что понял: не компания он мне, приблатненный, с ножом в кармане. Его точно скоро посадят, а я в институт поступил, актером стану. Елизавета Михайловна от нас уволилась, мне было неизвестно, куда она подевалась, узнал только, что Ферины переехали. Их квартира в соседнем с нами доме располагалась на первом этаже. По вечерам я шел домой и видел, что у них свет горел, потом постоянно темно стало в окнах. Через какое-то время там ремонт начали. Я и спросил у дворничихи, та ответила, что Елизавета квартиру продала и уехала вроде в деревню куда-то, потому что у нее сын заболел чуть ли не туберкулезом, от которого и помереть недолго, врачи велели жить на свежем воздухе.

Долгое время я ничего о Фериных не слышал. То, что Сашка жив, случайно выяснил несколько лет назад. Ехал в поезде, купил журнал — солидное издание, не желтая пресса. Открыл, а на развороте написано: «Александр Евгеньевич Ферин: успех предсказать нельзя». И фото дано, не очень большое. Я стал снимок разглядывать, но ведь во взрослом мужике трудно школьного товарища узнать. Сашка потолстел, облысел, мешками под глазами и бородой обзавелся. В интервью он рассказал, что в выпускном классе серьезно заболел. Мать положила его в больницу, да только врачи ничем помочь не смогли, выписали его умирать. Но в клинике кто-то нашептал Елизавете Михайловне про знахарку, и она поехала к бабке. Та велела перебраться с сыном в деревню и помогать ей по хозяйству, а за это обещала сына вылечить. Жили они в селе долго, в конце концов болезнь в самом деле ушла. Спустя время Александр основал бизнес, поднял его. Статья заканчивалась словами, что Ферин даже благодарен свалившемуся на него недугу. В юности он вел порочный образ жизни, а когда слег, осознал пагубность своего поведения, поклялся у знахарки на иконе, что победит дурные привычки, и господь щедро одарил его за раскаяние богатством.

Помнится, я, закрыв журнал, подумал: «В нашей школе училось много талантливых детей. Взять, например, Шлыкова — ума три мешка, знаний хоть отбавляй. Но никто из моего класса не достиг большого успеха. Так, все по жизни середнячками оказались. Даже гениальный и старательный Андрюха в архиве штаны протирает, получая смешную зарплату. Над ватерлинией только я, балбес, покачиваюсь. Зато Ферин, которому учителя в лицо говорили: «Александр, ты умрешь бомжом в канаве», — теперь с золотых тарелок ест, а его мать, наша бывшая прислуга, в шубе из соболя и с бриллиантами-каратниками на пальцах разгуливает. Как после этого детям объяснять, что надо хорошо учиться? Жизнь им другие примеры подбрасывает». Общаться мне с Сашкой не хотелось, да и он, похоже, не горел желанием со мной водку пить. В обратной ситуации легко мог меня найти, я не скрываюсь, у всех на виду живу. Где-то весной в марте, хотя, может, в феврале, звонит мне Андрюха — совершенно в истерике.

— Надо встретиться. Но тайно. Вдруг она тебя со мной увидит?

Я ничего не понял, попросил объяснить. В ответ услышал вопль:

— Нельзя! Подслушивают меня!

Шлыков всегда был спокойный, даже апатичный, ему визг не свойственен. Я встревожился, выполнил все его условия. Он велел мне приехать не на «Порше», а на какой-нибудь незаметной машине. И обязательно в гриме. Например с бородой, в бейсболке. До того дня мы с ним раз в два-три месяца встречались. Он ко мне домой приходил открыто, или мы в ресторане сидели. А тут прямо Штирлиц! Завел меня в торговый центр, а там в магазин одежды, схватил с вешалки пиджак, спрятались мы в кабинке, и он выложил следующую историю.

Вчера ему позвонила женщина и сказала:

— Андрюха, привет!

Шлыков к такому обращению не привык. Из закадычных друзей у него лишь я, с остальными он на «вы».

А дамочка продолжает:

— Не узнал? Ну да, давно не виделись. Голос, наверное, у меня изменился. Злата тебя беспокоит.

Андрюшка переспросил:

— Кто?

Из трубки смешок.

— Злата Газетина. Помнишь, как ты меня задушил? Я глаза открыла, а ты на мне лежишь… Короче, надо нам встретиться, поговорить. Приходи завтра в кафе, там цыганка гадает, она тебе печеньку даст с запиской. Прочтешь — и меня увидишь.

Мы со Шлыковым никогда про Газетину не вспоминали. Это была закрытая тема. Я порой о Злате и Гене думал, но сразу говорил себе: «Стоп! Ничего такого не было, все это неправда». И с течением времени даже поверил, что не было на свете ни Златы, ни Геннадия. Но они ведь были! Где Генка, я понятия не имею, а в том, что девчонка точно на том свете много лет, уверен. Но из могилы же не звонят… В общем, решил я, что у Шлыкова шизофрения началась.

А он не умолкает. Рассказывает, как поехал в трактир, про который ему голос сказал, подсел к бабе, которая там ромалу из себя корчила, и получил от нее печенье. А в нем…