— Там оказалась бумажка с текстом про Иосифа, который любит своего брата, — произнесла я. — Намек на библейскую легенду о том, как старшие сыновья Иакова продали самого младшего, Иосифа, в рабство к фараону. Да только юноша смог возвыситься и простил своих родственников, когда те приехали в Египет просить помощи от голода. На самом деле сюжет длинный, я его сейчас коротко изложила.

— Откуда такие подробности? — оторопел Егор. — Я про предсказание.

— Случайно познакомилась с девушкой, которая исполняла роль той цыганки в кафе, доставала посетителям печенье с записками, — объяснила я. — Она понятия не имела ни о Злате, ни о Гене. Ее об услуге попросил бармен. Тот сказал, что ему какая-то девушка деньги дала, пояснив, что она с братом в конфликте и хочет помириться с ним с помощью печенья с предсказанием. Шлыков прочитал текст, понял намек, устроил скандал. Его выкинули на улицу, и там он увидел Злату.

— Значит, имела место подстава, — протянул Егор. — А я не поверил другу тогда. Решил — у него шиза. Андрюшка уверял: Газетина гуляла без верхней одежды в том же платье, в котором на вечеринку к нам явилась: пышная юбка, верхняя часть груди обнажена, туфельки на шпильке. Но на дворе был март, снег, метель! Ну я и подумал, что глюк у Шлыкова. Андрюха объяснил, что оторопел, когда Злату увидел, в ступор впал, потом чихнул, глаза на секунду закрыл, открыл… а девки уже нет. Я попытался его разубедить: «Не один год прошел, мы сильно изменились, а Злата прежней осталась? Ей все еще шестнадцать лет?» Шлыков не смутился. «Она призрак. Неупокоенная душа не может уйти с Земли, во многих книгах про это написано…» И понес про Аида у греков, про Плутона, которого римляне главным в царстве умерших считали, про Тибетскую книгу мертвых… Я его слушаю и тихонько со стула сползаю, понимаю: шиза разбушевалась, надо Андрюху срочно психиатру показать. Отвез его домой, начал для него нужного специалиста искать. А события тем временем стали дальше развиваться…

— Стоит мне уехать, как ты влипаешь в историю, — заметил Степан, протягивая мне коробку конфет. — Клиентка посоветовала тебе купить, сказала, это лучшие в Америке.

Я открыла упаковку и вытащила одну шоколадку.

— Сейчас попробую… Да все жадность человеческая, которая, как известно, до добра не доводит. Ферин мне большие деньги предложил за написание романа, вот я и соблазнилась.

— И в результате прибытка не случилось, — констатировал Дмитриев.

— Александр Евгеньевич вовсе не пытался меня надуть, — начала я защищать бизнесмена. — Он заплатил аванс, а после убийства Елизаветы Михайловны хотел перечислить основную сумму.

— Но ты отказалась, потому что рукопись заказчику не сдала, — договорил за меня Степа.

— Нечестно брать плату за то, что не написала, — пояснила я. — Собралась ему и те деньги, которые ранее получила, вернуть, но Ферин отказался.

— Ты потеряла время и потратила нервы, а это кое-чего стоит, — возразил жених. — И, как правило, аванс — риск заказчика. Предварительная выгода не подлежит возврату, в особенности если сделка сорвалась по не зависящим от исполнителя причинам. Ты не отказывалась писать книгу, не твоя вина, что Шлыков убил мать Ферина. Любой суд на твою сторону встанет.

— Я рассуждаю не с юридической, а с общечеловеческой точки зрения, — остановила я Степу. — Мне совесть не позволяет деньги у Ферина взять. А насчет того, что Андрей Николаевич убил Елизавету Михайловну… Ну да, тут не поспоришь, начальник архива стрелял в ресторане, его видели посетители, свидетелей полно.

— Вот-вот! — остановил меня Степан. — Шлыков поставил под угрозу жизнь многих людей, устроил пальбу в общественном месте. Пуля могла попасть в кого-то из мирно пьющих кофе.

Я закрыла коробку с конфетами.

— Есть статья о доведении до самоубийства. А предусмотрено ли какое-нибудь наказание для того, кто вынудил человека совершить убийство? Маслов считал друга детства шизофреником, но потом у него зародились подозрения. Мы с ним очень долго беседовали и пришли к выводу, что кто-то намеренно подталкивал Андрея Николаевича на преступление. Шлыков рассказал Егору, что после того, как он, стоя у кафе, потерял Злату из вида, та ему вскоре снова позвонила и объяснила: «Мне к тебе велела прийти Елизавета Михайловна Ферина». А еще заведующий архивом сообщил Маслову про ростовые фигуры.

— Ростовые фигуры? — повторил Степа. — Реклама?

— Верно, — кивнула я. — Шлыков педант, человек привычки. Он ходит на обед в одно и то же время и посещает только ресторанчик «Туча грозы». Путь в харчевню пролегает мимо метро. Спустя некоторое время после встречи со Златой около подземки к Андрею стали приставать распространители рекламы в костюмах животных: «крокодил», «заяц», «собака». Сначала они ему просто листовки впихивали — о распродаже женской одежды, и на них на всех платье Златы изображалось, прямо один в один именно оно. Потом «аллигатор» сказал Шлыкову: «Елизавета Михайловна передать просила, что Злата вас простила».

— Интересно… — пробормотал Степа.

— Очень, — согласилась я. — «Зверушки» менялись каждый день, но все они теперь постоянно про Ферину болтали: «Елизавета Михайловна дружит с Газетиной», «Ферина знает все», ну и тому подобное. И в конце концов довели Шлыкова до истерики. У него совершенно нервы сдали, он стал везде ощущать присутствие Фериной. Один раз Ирина Бородулина, сотрудница архива, случайно разбила банку с вареньем, когда начальник из здания вышел, а еще раньше она похвалила его красивую рубашку. Шлыков отреагировал неадекватно — устроил Ире допрос, требовал объяснений. Егор Маслов был уверен: у его друга развивается душевная болезнь. Да, к Шлыкову возле метро привязываются распространители рекламы, но они ко всем пристают. Даст «собака» Андрею Николаевичу бумажку и скажет: «Приходите в магазин, выбор там огромный», — то есть произнесет стандартный текст, а в воспаленном мозгу историка звучат слова про Злату и Ферину. Маслов отлично понимал: даже если вдруг девушка жива, то ей давно не шестнадцать, небось поправилась, лицо оплыло, или наоборот, персик превратился в сухофрукт. Шлыков твердил, что Газетина не изменилась и одежда у нее та же. Но Егор не помнит в деталях наряд девчонки, может его описать лишь в общих чертах. И с Андреем наверняка та же история. А после разговора со мной Маслов уверился, что его друга специально доводили до нервного срыва. Он узнал от меня, что «цыганку» наняли, и здорово испугался.

— А ему-то чего бояться? — удивился Степан.

— Ну как ты не понимаешь? — сказала я. — Если эта «цыганка» Светлана тоже не один раз видела Злату, значит, кто-то девушку нанял. Исполнительницу роли «призрака» загримировали, нужным образом одели. Понятно же, что Шлыков в мельчайших подробностях внешность Газетиной не помнит, ему хватило общего впечатления — платье с декольте и пышной юбкой, туфли на каблуке… Маслов это тоже помнит, а вот, например, цвет обуви Златы — нет. И телеведущий со своим стадом тараканов в голове. Ему кажется, что все окружающие вмиг узнают его, сделают снимки, отправят их в желтую прессу или бросятся просить автограф, селфи.