им ее обещали, сколько лет они ее ждали — и вот она. Одно из обещаний сбылось. Сбудутся ли и остальные? Деревня говорила себе: может быть. И Агнеша Грофикова говорила себе: может быть. Может, доживет она до того дня, когда в эту школу пойдет ее сын.

* * *

Над полями висела тяжелая летняя дымка. Белый солнечный диск с июльским неистовством раскалял синий небесный свод. Редкие порывы ветра, сухого и горячего, обдавали легкие сладковатым жаром.

Душную сонливую тишину нарушало только стрекотание трактора. Лопасти сноповязалки мелькали, как призрачные птичьи крылья. Подрезаемые колосья шуршали неумолкающим взволнованным шепотом.

Сила докосил ячмень Гривковых и перешел на участок Моснаров, а Гривковы стали укладывать снопы в копны. Пришли все, кроме Танечки: ей теперь нельзя было выходить в поле.

Снопы, перевязанные шпагатом, были легкие. Эрнест, Милан и Гривкова брали сразу по четыре, и даже Ева справлялась с двумя. Несмотря на жару, работа шла бойко, и когда они управились со своим участком, никто не ощущал гнетущей усталости, как это бывало при прежних жатвах.

— Вот это ловко, — похваливала Гривкова. — До того ловко, что даже не верится. Только что пришли, и уже делать нечего.

— Нравится тебе такая жатва? — спросил Эрнест.

— Ясное дело, нравится, — согласилась Гривкова. Она перевязала свой платок и окинула довольным взглядом округу.

Вся деревня вышла в поле. Жали на Горке, в Глубокой, на Пригоне и в Корыте. Те, кто не записались в кооператив, жали косами и серпами, как прежде. Кооперативщики, которым помогали машины, — на Пригоне работал Балаж, в Корыте Сила, — стояли на межах под сливами и черешнями, покуривали и ждали, когда машина наготовит им снопов.

Гривковы поставили последние копенки и уселись на траву под сливой. Здесь, наверху, чаще веял ветерок, не такой жаркий, как внизу, на склоне холма.

Маргита достала полдник: копченое сало, белый, хорошо выпеченный хлеб и кувшин кислого молока, сдобренного сметаной.

— Вишь, как я запаслась, — весело сказала она. — Я-то думала, что раньше вечера отсюда не уйдем.

Эрнест с аппетитом принялся за хлеб с салом. С утра он был в городе на совещании, прямо с поезда поспешил в поле и не успел даже пообедать.

Поля в Корыте были по большей части уже сжаты, хлеб стоял в копнах, а с некоторых делянок его уже начали свозить.

— Так, говоришь, нравится тебе такая жатва? — повторил Эрнест, и Гривкова снова кивнула:

— Нравится. А тебе разве нет?

Он пожал плечами.

— Не очень. Посмотри-ка на людей. Стоят и смотрят. И всё здоровые мужики.

— Они и довольны. Старый Жембер даже прослезился: мол, как вспомню, сколько я на своем веку косой намахался, а теперь вот посиживаю в холодке.

— Дорогой получается холодок, — вздохнул Эрнест.

У Гривковой руки опустились:

— Ты о чем? Неужто мы совсем прогорим с этими тракторами?

— Этого я не сказал, — пробурчал Эрнест и подставил ей кружку, чтобы долила простокваши.

* * *

Тяжелый это был год для Гривковой. Он принес с собой много необычного, нового, а то и вовсе ей непонятного. Не раз случалось ей противопоставлять себя всей деревне и защищать то, чего сама она в душе не принимала.

Но постепенно у нее складывалось собственное отношение к переменам, которые сурово, иногда и болезненно затрагивали ее.

— Кому-то всегда достается, — говорила она себе. — Когда делаются такие дела, кого-нибудь это всегда заденет. Сейчас мне достается больше, чем другим, а что поделаешь?

Дело не только в гражданской свадьбе Эрнеста и Тани или в заявлении о вступлении в кооператив, которое она подписала одной из первых. Были и другие жертвы, о которых она умолчит, а другие о них и не вспомнят.

Когда сдавали свиней на общую свиноферму, кое-кто приносил в фартуке молочных поросят, а Гривковы сдали на ферму свиноматку.

— Председатель кооператива должен подавать пример, — сказал Эрнест. — Не бойся, мы свиней взвешиваем, записываем, кто какую сдал, тебе это зачтется.

Она ничего не возразила, хотя и подумала: «Зачтется, как же! Ни гроша я не получу за мою свиноматку!»

Потом на свиноферме не оказалось кормов, пришлось членам правления ходить по дворам с ведрами и клянчить ячмень и свеклу. И ясное дело, у Гривковых они уволокли с чердака целых два центнера ячменя, которые Маргита припрятала на весну для птицы.

Яма со свеклой тоже опустела прежде, чем хозяйка успела опомниться, а потом и за картошкой пришли. Если б она не раскричалась, что остальные дают только по ведру или по два, ей бы не осталось даже на посадку весной.

Запаслась она на зиму клевером — тоже увезли и даже записывать за ней не стали. Кооперативные кони месяц стояли у нее, она сама их кормила-поила из своих запасов, а сколько такому коню нужно сена, или ячменя, или кукурузы — ведь овса-то для них нет.

А уж тракторист…

Про тракториста лучше и не вспоминать. Пообещали ему жалованье, жилье и питание, но никто не стал о нем заботиться, никто не сказал: поселяйся у меня. И это тоже свалилось на нее, словно мало у нее забот с собственными детьми.

Тракторист, молодой парень откуда-то из-под Комарно, приехал в Лабудову в отличной кожаной куртке и в теплом свитере, но рубахи у него были — хуже некуда. Не один вечер она просидела, стараясь их залатать. Ботинки у него тоже были плохонькие, не для дождливой погоды, за день они промокали вместе с обмотками, а к утру, после сушки на печи, делались жестче жести. Сжалилась она над парнем, дала ему резиновые сапоги покойного мужа, почти новые, они бы и Милану сгодились, когда подрастет. Но у Гривковой душа болела, когда она глядела на промокшие ноги парня, который зарабатывает себе на хлеб здесь, далеко от своей матери.

Однако справедливая и рассудительная Гривкова не могла не признать, что новая жизнь приносит и много хорошего: новая школа, жатва без седьмого пота, Милана приняли в сельскохозяйственный институт, и он будет получать стипендию. Ева, наверное, тоже пойдет учиться; может, выйдет из нее учительница вроде Тани или служащая в городе, а то и докторша.

И с кооперативом тоже не так уж плохо, машины делают за людей самую тяжкую работу, но что если они нам не по карману?

— Думаешь, мы за них не расплатимся, Эрнест? Не выберемся из долгов?

— Расплатимся! Хороши бы мы были, если б не заработали даже столько. Не о том речь, Маргита.

— А о чем же?

— Нам нужно переходить к новому типу кооператива.

— Да ты что? — ужаснулась Гривкова. — Не пойдут на