Я выхватила их, прежде чем он успел разглядеть мое имя.

– Наверно, мамины, она всегда забывает их в машине!

– Мамины?

Где твой лозунг – «Говори правду, хватит лгать»?

– Что случилось с твоей мамой? – спросил он.

– У нее теннисный локоть, – сочиняла я.

– У моего деда такие же диски, – сказал Джош. – Бедный старик, недавно перенес операцию на бедре. Кажется, у него артрит или типа того. Целый час садится в машину. Правда, еще ухитряется ее водить. Он классный.

– Хм, – неопределенно отозвалась я. У меня появилось желание немедленно все прекратить.

– Он всегда говорит, какой я счастливый, потому что молодой и крепкий. Он что угодно отдал бы, чтобы вернуться в старые, добрые времена. Бедный дед.

Я кое-как ухитрилась припарковаться у паба. Джош пошел в бар, а я забежала в туалет и прислонилась к стене. Я должна сказать ему. Скажи ему, идиотка.

– Водка и тоник для вас, мадам, – сказал он, когда я села за столик.

– Расскажи мне про себя, – попросила я. Вот так, правильно! Надо перевести разговор на него. Парни любят рассказывать о себе, правда?

– А ты? – спросил Джош, после того как рассказывал весь вечер, как ему хочется играть в ансамбле. Он играл на гитаре.

– Последние заказы, – прокричал бармен.

– Что ж, пора уходить, – улыбнулась я с облегчением. Мы приехали к его дому.

– Зайдешь? Попьем кофе? – предложил он. Я колебалась. Всего лишь кофе, Элис. Не напрягайся.

– Да, пожалуй, – услышала я свой голос.

Ранним утром Джош отложил гитару. Он спел мне несколько песен его собственного сочинения. Мы стали целоваться. Я хотела его. Мои страхи исчезли. Но внезапно я высвободилась из его рук.

Мне надо было ехать домой.

Я не хотела, но…

У меня не было с собой моих пилюль. Я буду мучиться от боли, если останусь этой ночью без стероидной поддержки, а утром вообще не смогу пошевелиться. Боже. Какая же я дуреха, что не учла такой поворот событий. Как же это заманчиво – провести с ним ночь. Мне нестерпимо хотелось почувствовать себя беззаботной, какой я была когда-то.

– Что случилось?

– Ничего, – ответила я.

– Ты чем-то озабочена?

– Нет, просто мне вспомнился вчерашний сон.

– Значит, я ни в чем не виноват? Я ничем не отпугнул тебя? И в зубах у меня ничего не застряло?..

– Нет-нет. Дело не в тебе, честно слово.

– Хорошо.

Мы опять поцеловались, но я резко отстранилась и толкнула на пол кружку.

– Ой, боже мой, извини, – пробормотала я, поднимая ее. – Мне нужно в туалет. – Я заперла дверь ванной. Перестань, Элис! Ты ведешь себя как дура, либо скажи ему, либо поезжай домой. Но уже поздно. Мне нельзя садиться за руль, когда я устала. Вызвать такси тоже слишком поздно? Вспомни, что тебе говорила мама – я не должна прятаться за свою болезнь, не должна стыдиться. Я знаю, что она права. Мэтью, Маркус, Элен, Ребекка и Софи говорят то же самое. Но ведь это только наше первое свидание. Элис! Он все равно узнает, ты не сможешь долго это скрывать, так что скажи ему! Нет, я должна уехать. Увижусь с ним в следующий раз. Как мне выбраться из этой ловушки, в панике думала я. Нет, я останусь. Я должна убедиться, что могу быть привлекательной и желанной. Но ведь это буду не я, если спрячу важную часть своей жизни, разве не так? В общем, я вернулась, стараясь держаться непринужденно. Села рядом с ним. Мы опять поцеловались. Пошли в спальню.

Мое сердце сжалось, когда я увидела на полу футоновый матрас. На простынях валялись CD, тетрадки с лекциями, на полу стояла грязная кофейная кружка, на ней недоеденный кусок тоста. Мои глаза с испугом уставились на матрас. Как я на него лягу? Внезапно мне захотелось, чтобы рядом со мной был такой парень, как Мэтью. С ним я чувствовала себя комфортно, он помог бы мне лечь, да мы еще и пошутили бы на эту тему. Господи, почему я не влюбилась в Мэтью? Но ведь не влюбилась. Хотя он такой милый.

– Садись, – сказал Джош, наводя порядок. Я попросила у него воды. Он повернулся ко мне спиной, и я проделала абсолютно неортодоксальный маневр, рухнув на колени и кое-как устроившись на матрасе. Наверняка скоро на коленках появятся синяки.

– Все в порядке? – спросил он, вернувшись. Вероятно, слышал глухой удар, когда я с изяществом слона приземлилась на спальное ложе.

– Нормально, – пискнула я неестественным голосом, думая только о том, как теперь встану на ноги. Я в отчаянии огляделась по сторонам, отыскивая что-нибудь, за что могла бы ухватиться.

– Давай поставим музыку, – весело предложила я, высматривая предметы, которые помогут мне встать.

Заиграла томная мелодия, Джош поцеловал меня, совершенно не подозревая о моем аховом положении.

– Иди сюда, – проговорил он и положил меня сверху. У меня напряглись руки и плечи, я испытывала дискомфорт в каждом суставе. Я так нервничала, что внезапно протрезвела.

– Ты вся дрожишь, – удивился он. – Что с тобой?

Я отодвинулась от него и села, обхватив колени руками. Наступило ужасное, неловкое молчание.

– Мне нужно встать, – прохрипела я спустя пару минут. Я больше не могла выдерживать этот спектакль, не могла!

– Что?

– Помоги мне подняться с матраса, пожалуйста, – попросила я, запахнув блузку. – Мне надо уехать.

– Что случилось? – допытывался он. – Не уезжай. Мне очень хочется, чтобы ты осталась.

– Пожалуйста, – повторила я, чуть не плача.

– Прости.

– Нет, ты меня прости. У меня ревматоидный артрит. Надо было сразу сказать тебе. Я… гляди, у меня все болит, плечи, колени…

– Ничего не понимаю, – бормотал Джош, глядя на меня.

– Ты не виноват… Я могу объяснить. Если тебе будет все еще интересно, позвони мне, и я объясню. Только не сейчас. Извини.

Джош не позвонил. Я надолго запомнила мамины слова.

Я сидела в поликлинике при Бристольской королевской больнице. Больше часа мне не удавалось припарковаться, и я уже больше часа ждала золотую инъекцию. Начало моего третьего года было ужасным. Мне больше не делали стероидных инъекций, поскольку мой доктор беспокоился, что это повредит мне кости. Артрит поднял свою безобразную голову, и теперь ему ничто не мешало наброситься на мое тело со своей обычной неустанной агрессией. Золото не помогало, но других вариантов почти не осталось, и мы с доктором в отчаянии ухватились за эту соломинку. Наконец я вернулась в свою квартиру и захлопнула за собой дверь. Десятисекундный укол бесполезного препарата отнял у меня все утро. Моя злость достигла точки кипения и, словно горячее молоко, ждало возможности, чтобы выплеснуться через край.