Суслов подготовил записку в Президиум ЦК о сокращении штатов сельских райкомов:

«Предусматривается иметь в сельских райкомах, как правило, три секретаря, а в небольших районах – два секретаря райкома партии. Установить для сельских райкомов партии три группы по штатам в зависимости от количества населения, экономики района и численности партийной организации.

В райкомах первой группы предполагается иметь 18 ответственных и три технических, второй группы – 15 ответственных и 3 технических и третьей группы – 12 ответственных и 2 технических работников. Имеется также в виду сократить штаты сельских райкомов не менее чем на 15 процентов…

Аппарат сельских райкомов партии будет сокращен примерно на 11 тысяч ответственных работников и 600 технических работников, что составит экономию по заработной плате ориентировочно 130 миллионов рублей в год».

Секретариат и Президиум ЦК одобрили записку Суслова.

Хрущев на этом не остановился. Чтобы колхозами перестали командовать, он ликвидировал сельские райкомы, низвел партийный аппарат на селе до второразрядной роли парткомов производственных управлений.

В предложенной им в 1964 году новой системе руководства аграрным комплексом партийным органам вообще не оставалось места.

Николай Митрофанович Луньков, который был послом в Норвегии, вспоминал визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей и главный редактор «Правды» Павел Алексеевич Сатюков ушли вперед.

Министр иностранных дел Громыко посоветовал послу:

– Вы поравняйтесь с Никитой Сергеевичем и побудьте рядом на случай, если возникнут какие-либо чисто норвежские вопросы.

В тот момент, когда Луньков приблизился, Хрущев оживленно говорил входившим в его ближний круг главному редактору «Известий» и главному редактору «Правды»:

– Слушайте, как вы думаете, что если у нас создать две партии – рабочую и крестьянскую?

При этом он оглянулся и выразительно посмотрел на Лунькова. Посол понял, что надо отойти, и присоединился к министру иностранных дел.

На ухо пересказал Громыко услышанное.

Министр осторожно заметил:

– Да, это интересно. Но об этом никому не говори.

Как могли профессиональные партсекретари допустить слом системы?

К тому же Хрущев совершил множество тактических ошибок. Офицерский корпус не принял проведенных им сокращений армии. Никита Сергеевич поссорился с КГБ: требовал «распогонить» и «разлампасить» госбезопасность, превратить комитет в гражданское ведомство.

Все им обиженные объединились. Никита Сергеевич обзавелся таким количеством врагов, что в октябре 1964 года уже не смог всех одолеть.

Пожалуй, последнее, что успел сделать Хрущев, – разрешил сатирическую поэму Александра Твардовского «Теркин на том свете». За нее поэта – не читая! – прорабатывали в ЦК: «Товарищ Твардовский человек политически незрелый… Как он мог это написать? Зачем загубил хорошего солдата, послал Теркина на тот свет?»

Хрущев пригласил Твардовского. С удовольствием выслушал поэму. Велел ее напечатать. Но помощник передал поэту, что Никиту Сергеевича смутило рассуждение насчет «большинства» и «меньшинства».

По просьбе Хрущева Твардовский выкинул вот эти строки:

Пусть мне скажут, что ж ты, Теркин,

Рассудил бы, голова!

Большинство на свете мертвых,

Что ж ты, против большинства?

Я оспаривать не буду,

Как не верить той молве.

Но пускай мне будет худо, —

Я останусь в меньшинстве.

Через полгода после апрельского юбилея оставшегося в меньшинстве Хрущева отправили на пенсию.

На пленуме члены ЦК сориентировались стремительно. Когда выступал Суслов, в нужных местах дружно кричали: «Правильно!» Еще недавно они так же во всем поддакивали Хрущеву.

Суслов говорил о мании величия Хрущева, его самовольстве, о высокомерном отношении к товарищам, о том, что поездки первого секретаря носили парадный характер:

– При этом каждая поездка всегда сопровождалась огромными отчетами, публикуемыми и передаваемыми во всех органах печати, по радио и телевидению. В этих отчетах фиксировался буквально каждый чих и каждый поворот Хрущева. Эти отчеты, наверное, набили всем нашим людям оскомину…

Пройдет совсем немного времени, и Суслов будет следить за тем, чтобы газеты и телевидение максимально пышно освещали «исторические визиты товарища Леонида Ильича Брежнева».

Суслов перечислил «серьезные ошибки» Хрущева, особенно в сельском хозяйстве, поставил ему в вину постоянные реорганизации и перестройки, «поспешность и несерьезность» в международных делах. Михаил Андреевич зачитывал доклад около двух часов.

Закончил иезуитски:

– Признавая правильной критику в его адрес, товарищ Хрущев просил разрешить ему не выступать на пленуме.

Единодушно освободили Хрущева от его высоких должностей. Ни один из членов Центрального Комитета не попросил слова. Никто не задал не единого вопроса.

Доклад, прочитанный Сусловым, историки считают «мягким». Существовал еще один, зубодробительный вариант, подготовленный Дмитрием Степановичем Полянским, членом Президиума ЦК и заместителем председателя Совета министров СССР. Ему в последние годы сильно доставалось от Хрущева, и запас злости накопился порядочный. Он рассчитывал произнести главную речь, но старшие товарищи не дали ему такой возможности. Полянский был молод и амбициозен. Зачем укреплять его позиции?

Потом возникнет вопрос: а могли в октябре 1964 года не Брежнева, а Суслова избрать руководителем партии?

Михаил Андреевич был, разумеется, известен партаппарату всей страны. К нему уже тогда относились с почтением и даже с некоторой опаской. Но он с послевоенных времен шел исключительно по идеологической линии. А «идеологи» первыми секретарями не избирались. Считалось, что первому лицу нужен опыт руководства промышленностью и сельским хозяйством.

И вот что важно: он сам не претендовал на первую роль. Не тот характер. Роль руководителя страны требует умения принимать неожиданные, неординарные и самостоятельные решения, не заглядывая в святцы. Хрущев это мог. Брежнев, пока не начал болеть, способен был на что-то решительное. А Михаил Андреевич привык строго следовать канонам. Ни другим, ни себе он не позволял отклоняться от генеральной линии, на всю жизнь усвоив, что шаг вправо или шаг влево приравнивается к побегу и конвой стреляет без предупреждения.

При Брежневе Суслов стал вторым человеком в партии.

Часть четвертая

При Брежневе

Второй секретарь

На Старой площади, где располагался комплекс зданий аппарата ЦК партии, Михаил Андреевич Суслов занял кабинет на том же пятом этаже, где сидел и Брежнев. Тогда говорили так: кабинет номер два.

На пятом этаже располагался и зал заседаний секретариата ЦК. По коридору направо – кабинет Брежнева. Леонид Ильич мог пройти на секретариат прямо из своего кабинета. А по коридору налево – кабинет Суслова.

Даже сотрудникам аппарата ЦК нужно было иметь особый штамп в служебном пропуске, чтобы свободно пройти на пятый этаж. Приглашенных на заседание секретариата ЦК пропускали по списку и объясняли, на каком лифте подняться.

Сталин шутил в узком кругу:

– История делится на три периода – матриархат, патриархат и секретариат…

Второй человек в партии руководил заседаниями секретариата ЦК, значение которого в советские времена никому не надо было объяснять. Секретариат занимался работой