Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В советские времена никакое сколько-нибудь важное назначение не производилось помимо секретариата ЦК. И ни одно министерство или ведомство в стране ничего не могло предпринять, не получив предварительного согласия секретариата ЦК.
Секретариат ЦК заседал каждую неделю по вторникам в четыре часа дня. По четвергам Суслов участвовал в заседаниях Политбюро, а в отсутствие Брежнева и председательствовал.
Секретари ЦК рассаживались за большим столом, обтянутым зеленым сукном. Приходили руководители отделов ЦК, некоторых идеологических учреждений, начальник Главного политического управления армии и флота, главные редакторы центральных партийных изданий. Им предоставлялось право совещательного голоса – сидеть на стульях у стеночки и слушать. Иногда по ходу заседания от них требовали дать справку или даже высказать свое мнение.
Приглашенные для участия в обсуждении того или иного вопроса называли свои фамилии дежурным секретарям в предбаннике и ожидали вызова. Когда вспыхивала зеленая лампочка, приглашенных допускали в зал заседаний.
После того как обсуждение вынесенных в повестку дня вопросов завершалось, в зале оставались только секретари ЦК и иногда кто-то из руководителей отделов. Рассматривались самые деликатные вопросы – злоупотребления и проступки высших чиновников. За некоторые из них в аппарате карали очень жестоко.
Брежнев боялся появления реального второго секретаря. Человек, ведущий секретариаты и располагавший сиреневой печатью ЦК КПСС № 2, становился важнейшей фигурой для работников центрального аппарата и местных партийных секретарей. Он их назначал и снимал, отправлял в заграничные командировки и на учебу, то есть он ставил «уездных князей» на «кормление». Завися от благорасположения второго человека, партсекретари старались демонстрировать ему лояльность.
При Хрущеве эту роль исполняли Брежнев и Подгорный. В отсутствие хозяина они по очереди председательствовали на заседаниях президиума и секретариата. После ухода Никиты Сергеевича Подгорный считал себя вторым секретарем ЦК и держался соответственно. По старой привычке называл первого секретаря «Леней». За спиной у него было руководство украинской, крупнейшей партийной организацией. Он жаждал власти и рассчитывал на первые роли.
Через месяц после ухода Хрущева, 16 ноября 1964 года, прошел Пленум ЦК. С докладом выступил Подгорный. Это редчайший случай, когда доклад на пленуме поручали не Первому секретарю. Брежнев еще не освоился на хозяйском месте и не спешил всё брать на себя. Но его тревожило поведение Подгорного, который вел себя так самоуверенно, словно они с Брежневым все еще были на равных. Подгорный был напористым, грубым и недалеким человеком, к Брежневу относился покровительственно.
Леонид Ильич не хотел иметь рядом с собой Подгорного в роли полноправного второго секретаря и нашел ему место председателя Президиума Верховного Совета СССР. Подгорный охотно принял назначение. Ему нравилось, когда его именовали президентом. На переговорах с иностранцами он выступал в роли главы советской делегации. На официальных приемах оказывался хозяином, к нему обращались с тостами и приветствиями иностранные лидеры.
Брежнева это злило, он сам хотел иметь дело с президентами. Но до поры до времени скрывал свои чувства.
Леонид Ильич предоставил как бы равные полномочия Михаилу Андреевичу Суслову и своему старому приятелю еще со времен Днепропетровска секретарю ЦК по промышленности Андрею Павловичу Кириленко. Поначалу секретариаты ЦК иногда вел и молодой член Политбюро Александр Николаевич Шелепин.
Будущий член Политбюро Михаил Сергеевич Соломенцев вспоминал, как после отставки Хрущева его вызвали в ЦК:
«Дежуривший в приемной секретарь сказал, что у Леонида Ильича в кабинете Суслов и Кириленко. Как только они уйдут, Леонид Ильич меня примет. Через несколько минут вышел Суслов, а потом Кириленко. Тут же меня пригласили к Брежневу.
Он посетовал на множество проблем, возникших в связи с действиями Хрущева, что многое надо исправлять, но не второпях, а продуманно. Очень важная работа – объединение партийных организаций. Работу эту следует делать уже сейчас. В некоторых областях промышленный и сельский обкомы передрались, перессорились.
Вот сейчас с Сусловым и Кириленко обсуждали обстановку в Ростовской области. Там разругались не только первые секретари обкомов, но и члены бюро, сотрудники аппаратов. ЦК направил в Ростов первого зама заведующего орготделом, чтобы помирить их. Не вышло. Решили поручить это дело кандидату в члены президиума ЦК секретарю ЦК Демичеву, но и у него, как сообщили только что товарищи, усмирение не получается. Договорились, что сегодня вечером туда поедет Михаил Андреевич Суслов».
Суслов и Кириленко по очереди вели заседания секретариата ЦК КПСС, где принимались важнейшие решения, их подписи были равнозначны. При этом они не ладили между собой. Что поддерживал один, часто валил второй. Высшим руководителям приходилось непросто: согласовав вопрос с Сусловым, они должны были решить его и с Кириленко, чтобы избежать неприятностей. Но Кириленко мог дать прямо противоположное указание, и непонятно было, чей приказ выполнять.
«Суслов даже попросил приносить ему бумаги на голосование после Андрея Павловича, – писал заместитель заведующего международным отделом ЦК Карен Нерсесович Брутенц, – так как тот то и дело оспаривал его резолюции… Суслов был, несомненно, человек умный и хитрый, образованный, обладал отличной и цепкой памятью, по характеру сдержанный, педантичный и довольно самостоятельный».
Когда Суслов уходил в отпуск или болел, Кириленко оставался «на хозяйстве». Он вел секретариаты ЦК, поражая присутствующих косноязычием и полной неспособностью сформулировать свою мысль. Иногда отменял решения, одобренные Михаилом Андреевичем.
Когда Георгий Лукич Смирнов исполнял обязанности руководителя отдела пропаганды ЦК, он хотел взять в отдел одного секретаря обкома. Суслов согласился с кандидатурой, подписал представление и сказал, что уезжает в отпуск.
Смирнов огорчился.
Суслов посмотрел на него удивленно:
– А кто может отменить, если я подписал?
Но оставшийся на хозяйстве Кириленко решение не выпустил, то есть фактически отменил указание Суслова.
В декабре 1972 года вице-президент Академии наук Петр Федосеев уговорил Георгия Смирнова, тянувшегося к научной карьере, стать директором Института конкретных социальных исследований Академии наук СССР. Смирнов был доктором наук, директорский пост открывал ему дорогу к академическому званию. Бумага двинулась по извилистым коридорам ЦК. Суслов поставил свою подпись, и Смирнов стал собирать вещи.
В январе 1973 года Суслов поехал отдыхать, и на хозяйстве, как водится, остался Кириленко. Он вызвал секретаря ЦК Демичева, куратора отдела пропаганды:
– Почему вы решили выставить Смирнова из отдела? Он вам не нужен, что ли?
Чуткий Демичев сразу уловил интонацию Андрея Павловича:
– Наоборот. И на новом месте мы хотим его приблизить к отделу. Он нам очень нужен.
– Ну, если нужен – пусть работает в отделе, – и Кириленко отменил решение Суслова.
Кириленко знал Георгия Лукича Смирнова и не хотел терять известного ему человека в отделе пропаганды, который находился вне его сферы влияния.
В свою очередь, Михаил Андреевич, вернувшись к исполнению своих обязанностей, делал вид,