– А сегодня мы были бы счастливы познакомиться с вашим шедевральным кулинарным мастерством на презентации? Во сколько, кстати, будет ваша? Не напомните?

Лицо гордого владельца трех лучших ресторанов Бургундора потемнело. Самодовольство уступила место злому смущению.

– В этом году моя презентация не открывает фестиваль, а закрывает, – сохраняя хорошую мину при плохой игре с важным видом сообщил он.

– Ах какая жалость! – воскликнул Дин.

Лицо гордого владельца трех лучших ресторанов Бургундора побагровело от ярости. Глаза округлились и налились кровью.

– Я о том, что не смогу попасть на вашу презентацию! – продолжил «сетовать на жестокую судьбу» Дин. Вопрос: «А вы что подумали?» озвучен не был, но только полный идиот не понял бы, что он подразумевался. А за этим столом таких не было. – Но, возможно… Я понимаю, что это очень самонадеянно с моей стороны, но может вы согласитесь посетить мою презентацию? Она как раз сегодня и уже буквально, Дин посмотрел на наручные часы, через час…

Взгляд, которым наградил его «более удачливый коллега», был столь красноречив, что будь Дин обычным человеком, в ту же секунду побежал бы к проклятийнику. Вот только Дин обычным человеком не был и потому ответил на этот взгляд одной из своих самых благожелательных и ослепительных улыбок, облучившись коей любой другой на месте «более удачливого коллеги» немедленно и основательно, то есть, навсегда, самоустранился бы с дороги облучателя, пардон излучателя доброжелательности и дружелюбия. Но… Феликс Монтеверон был не из тех, кто сдается после первого же проигранного сражения!

Глава 30

Презентация Дина проходила в просторном зале с высокими сводами. Раскинувшиеся вдоль одной из стен панорамные окна открывали вид на заснеженные ряды виноградников. Мягкий свет зимнего, полуденного солнца проникал сквозь стекло, отбрасывая на пол длинные тени.

Во главе зала располагалась сверкающая блестящими стальными столешницами и плитами мобильная кухня. На которой всё было готов к началу презентации: аккуратно разложенные ингредиенты, сияющие ножи, выстроенные в ряд, кастрюли и сковороды.

Развернутые к сцене ряды мягких стульев предоставляя гостям отличный обзор на кулинарное действо, которое вот-вот должно было начаться.

Закончив с проверкой провизии и удостоверившись, что ничего не забыл Дин, в который уже раз повернулся, чтобы оглядеть зал. Его глаза скользнули по рядам зрителей, которые к этому моменту заняли практически все приготовленные для зрителей стулья, но той, кого он искал, не было…

Элисон всё ещё не пришла.

Дин слегка нахмурил брови. «Позвонить или не позвонить?»

Ему не хотелось выглядеть слишком уж «нуждающимся», но если сослаться на то, что он просто обеспокоен… В конец концов её жизнь всё ещё в опасности… Он потянулся за коммустром и тут вспомнил, что он остался там же где и его пиджак. Он вздохнул и решил начать без Элисон.

И именно в этот момент дверь распахнулась и в зал, подобно свежей струе воздуха, впорхнула она… и льющийся из панорамных окон свет зимнего солнца, обрамил её силуэт мягким сиянием.

На ней было простого кроя элегантное платье глубокого темно-зеленого цвета, ткань которого мягко струилась вдоль её тела, подчеркивая изгибы её стройной фигуры. Её каштановые волосы были уложены в мягкий пучок, из которого выбивались несколько тонких прядей, игриво обрамляющих её лицо. На её щеках, вероятно от быстрой ходьбы, играл легкий румянец.

Только через несколько секунд после появления в дверях Элисон, пришедший себя Дин хотел было предложить ей сразу же присоединиться к нему в качестве помощницы, но его сначала отвлекли…

– Дин, я хотела вас попросить, – шепотом обратилась к нему владелица отеля.

А затем опередили…

– Элисон! Я занял тебе место! – объявил сидящий в первом ряду Феликс Монтеверон. Точнее, уже не сидящий, а галантно появившийся при появлении «его» дамы.

Элисон на мгновение растерялась. Скользнула по залу взглядом, встретилась взглядом с Дином…

– Мне, право, очень неловко… – продолжала меж тем владелица отеля, привлекая его внимание обратно к себе, тем особым тоном, которым вроде, как и извиняются, но и дают понять, что отказ не примут. – Но дочь нашего мэра – ваша большая поклонница, и я пообещала ей, что попрошу вас взять её в свои помощницы… Это и отелю, и городу реклама… И супруга мэра просила… – заглянув в глаза Дину добавила она, одарив его взглядом, в котором сквозила одновременно такая нижайшая просьба и такая надежда, что устоять и не уступить смог бы только тот, у кого вместо сердца камень.

Не получив больше никаких предложений, Элисон вздохнула и, улыбнувшись своему утреннему новому знакомому, направилась, чтобы занять оставленное для неё место.

– Спасибо, что не забыли обо мне, – приложив все усилия, чтобы прозвучать искренне благодарно, а не саркастично, сказала она.

Наивная! Зря усердствовала. Феликс воспринял её слова так, как ему было удобно. Его глаза вспыхнули, он окинул её взглядом – тем самым страстным и уверенным, в котором сквозила смесь восхищения и откровенного обещания.

– Забыть о вас? – его голос стал чуть ниже, почти интимным, как будто они были не в зале с десятками зрителей, а наедине. Он наклонился к её уху так близко, что Элисон, наплевав на хорошие манеры, отклонилась в сторону. – Вы себя недооцениваете! Такую женщину, как вы, забыть просто невозможно! По крайней мере, мне это не под силу!

Заметив, как низко старый сластолюбец наклонился к Элисон, Дин раздраженно втянул в себя воздух, сдерживая желание вмешаться. Нет, он не ревновал. Больше не ревновал. Он достаточно хорошо разбирался в женщинах, чтобы понять за завтраком, что новый знакомый не интересен Элисон ни как мужчина, ни как человек. А вот он, Дин, интересен.

Во время завтрака он внимательно наблюдал за ней. Её улыбки в адрес Феликса были вежливыми, но не искренними – они не достигали её глаз, а сам взгляд был слегка отстранённым. Каждый раз, когда Феликс наклонялся ближе или пытался использовать физические жесты для привлечения её внимания, она едва заметно отодвигалась и меняла положение тела.

В отношении него, Дина, она тоже была настороже, но… эта настороженность была иной. Она исходила не из подсознательного желания держаться на расстоянии, а казалась внутренней борьбой – как если бы она в его присутствии она старательно контролировала каждый свой шаг и каждое своё слово. Кроме того, для неё явно что-то значило его мнение, иначе бы она просто забыла его слова.

Но она не забыла… И это было… приятно? Немного не