обжечься. Ива смутилась, но решила расспросить подружку после, когда та перестанет пялиться на нее как на духа нечистого.

Отшлифованные деревянные зубья легко разобрали косу невесты. Пряди скользили меж пальцами, точно белая мука, переливались в лунном свете. И сама Сала воистину красавицей была! Пышнотелая, с высокой грудью и крутыми бедрами, волосы пологом укрывают плечи, а смущенный румянец только добавляет кокетства. Чудо, а не невеста!

Ива хотела взять алую тесемку, должную лечь на лоб нареченной. Но вот диво! Алых тесемок-то две!

– А вторая тебе, – ответила на незаданный вопрос подружка. – У нас ведь две невесты сегодня. А тебя небось к твоему жениху без меня, как подобает, не проводят!

И то верно. Как без Салы-то? Не успела Ива опомниться, как красавица отняла у нее гребень и принялась чесать зеленые пряди. Те не давались, вились, как болотная трава, путались, но зато какие густые и мягкие были – пух!

И потянулась заунывная песня. Девушки взялись за руки, окружили невест, и голоса их зазвучали, как плач оставшейся без птенцов иволги. На что оставляешь меня, доченька? Куда уходишь, сердце мое? Тяжкое это было прощание. Ну так и край родной покидать нелегко. Прощай, девица, прощай, родимая! Нет у тебя боле отчего дома, уходишь от нас в новый! Отрезанный ломоть, расправивший крылья птенчик, семя, упавшее с древа, чтобы дать начало новому корню.

Ива слышала подруг, но в голове звучало материно наставление. И предостерегала она, и радовалась, и плакала, и улыбалась светло и таинственно… Девушки пели, и голоса их неслись над речкой, журчали вместе с течением и убегали вверх по кружеву лунного света, соединявшему дрожащую поверхность воды с небом.

– Прощайте, подруженьки! – торжественно провозгласила Сала. В глазах ее стояли счастливые слезы.

– Прощайте, подруженьки, – тихонько, нерешительно повторила за нею Ива.

Серебряная плошка в небе, увешанная тонкими облаками, поманила невест. Не нужны девицам ни дорогие ткани, ни уборы с каменьями – сотканный из луны наряд всяко лучше украсит обнаженные тела.

Кто-то подал Иве горшочек с краской, и та, как во сне, окунула перст в алое и провела полосу на коже подруги: от холмиков груди и вниз, до самого женского естества. Так и в брачную ночь будет: разверзнется плоть девушки, прольется кровь, и станет она женщиной, способной создавать новую жизнь.

В свою очередь и Сала разрисовала Иву. А там и подружки потянулись к сосуду – поставить красные метки на локтях, висках и коленях. Ведь и им тоже предстоит когда-нибудь стать невестами! Алые тесемки легли на лбы: на светлые локоны Салы и на зеленые Ивины. Девушки встали справа и слева от провожаемых и повели их к воде.

Лунный свет стекал по спинам, подсвечивал кожу, купался в зрачках. Кабы кто увидел девок со стороны, не иначе принял бы за утопниц, так красивы они были! Все: и грубоватые Шаша с Лашей, и хмурая Хоря, и даже нескладеха Еня. Что уж про невест говорить! Все они наполнились достоинством, все с гордостью несли свою ношу. Не женщины – богини!

Босые ступни потревожили воду, но Ключинка показалась не ледяной, а парным молоком. Невесты ступили в реку до коленей, остальные же замерли на берегу. Рано им еще по лунной дорожке! А Сала и Ива шли вперед, растворяясь в этом материнском тепле, омывая тела и готовясь к переходу из одного рода в другой.

Вот вода достала бедер, вот размыла алые полосы на животе, а вот случайная волна игриво коснулась грудей. Сала всегда была смелее, она первой и окунулась. И, широко, уверенно загребая, поплыла к отражению луны, аккурат растянувшемуся в дорожку.

Ива же медлила – страшно ступить в неизведанное, хотя и решено все давным-давно… Это ее и выручило. Ибо невест по реке плыло всего две, а девушек – почти дюжина. Вот только живыми были лишь Ива с Салой, остальные же – утопницы.

– Вы как здесь оказались?! – ахнула Ива.

Но нечистые были далеко, почти так же далеко, как подружка. Они и не ответили. Куда им отвечать? Тут такая забава сама в руки идет! Пышнотелая, живая… Пока что.

Сразу шесть болотных девок, прозрачных, почти незаметных в течении, направились к Сале. Она их не распознала – ей не дано видеть нечисть. Не замечали и девушки на берегу. Случись что, и не поймут, какая сила виновата в том, что Сала, сызмальства плавающая подобно рыбке, под воду нырнуть нырнула, а вынырнуть не смогла. И не спасут ее ни товарки, ни мать с отцом, ни возлюбленный жених, так и не успевший стать мужем. И лишь Ива будет знать, кто утащил Салу на дно, чтобы водила с мертвянками хороводы…

– Сала!

На берегу приметили, как зеленоволосая скакнула вперед и как ее тут же накрыло волной, каковых на Ключинке отродясь не поднималось.

А под водою оказалось еще страшнее, чем на поверхности! Утопницам воздух ни к чему, они по воде как посуху ходят. И они окружили жертву со всех сторон: кто сбоку подбирался, кто снизу. Тянули руки со слишком длинными пальцами, скалили кривые усмешки слишком широких ртов. Были они что рыбы мертвые: белесые, медлительные… И смрад смерти шел от них. Ива и не подумала, отчего вдруг под водою чует запах. Думала она только о том, как далеко успела отплыть Сала и что утопницы доберутся до нее всяко быстрее подруги. И тогда Ива закричала. Забыв, что нахлебается из Ключинки, что плавает худо, что утопницы и ее утащат на дно. Закричала, потому что ничего, кроме этого, сделать не могла, а молчать – невмоготу.

– Стойте!

Только тут вспомнилось, что под водой обыкновенно люди не разговаривают. Но вспомнилось уже после того, как голос разнесся по реке, а мертвые девки послушно замерли каждая на своем месте, точно и не несло их никуда течение. Только волосы развеваются…

– Не смейте ее трогать! – потребовала Ива, неуклюже трепыхаясь.

Мертвые застыли. И верно – рыбины раздувшиеся…

– Не троньте нас! Пошли прочь! Возвращайтесь в болото, к своему хозяину!

Казалось бы, человеку жить без воздуха не велено богами, но Иве дышалось легко и свободно. Да только радоваться некогда: вот как бросятся утопницы на нее вместо Салы, как разорвут на части… Особенно та, с распоротым ртом. Навряд она забыла, какую обиду Ива ей причинила… Но вместо того чтобы озлиться, мертвянки сказали навроде хором, но голос звучал как один:

– Как прикажешь, хозяйка!

– Это я хозяйка, что ли? – удивилась Ива.

Не ответили. А