чего им отвечать? Утопницы порскнули вспугнутыми мальками и поплыли, изгибаясь подобно угрям. Вот и думай, отчего послушались… Но подумать Ива не успела: кто-то схватил ее за волосы и потянул вверх.

– Ивушка, милая, неужто за столько лет плавать не выучилась? – отфыркивалась напуганная Сала. Она придерживала подругу на поверхности и озабоченно проверяла, дышит ли.

Ива дышала. Может, еще лучше прежнего.

– Прости, – виновато улыбнулась она. – Я в воде что камень – сразу ко дну…

Сала выругалась так, как не каждый хитрый купец умеет. Ругалась она редко, но зато если уж брала слово, то заслушаешься! Оттого Сыч голову и потерял, надо сказать.

– Сразу бы предупредила. Ладно уж, помогу…

И поплыли они к лунной дорожке рядышком, загребая осторожно и бережно. А доплыв, переплели руки, кивнули друг другу и погрузились в реку с растворенной в ней луной одновременно, чтобы вынырнуть очищенными от прошлого, готовыми к новой дороге и смелыми. Ведь кто, как не покровительница всех женщин, ночное светило, ласково пригладит волосы и шепнет на ушко: все хорошо будет, милая! Куда угодно пойти можешь, а я – с тобою.

На суше нетерпеливо ожидали подруги. Вроде и не случилось ничего, а все одно каждую распирало от желания расспросить, как там, что на той стороне?

– Не потонули? Холодно? Что луна сказала? – перебивали друг дружку девушки.

Но Ива и Сала таинственно молчали. Сами все узнаете. Когда срок придет.

Тут бы стол накрыть, забраться в жаркую баню да потрепаться вдоволь. Но иной раз случается, что переход из одной жизни в другую совсем не так светел и ясен, как хочется. Вот и Сале пришлось не веселиться на шумном празднике, а торопливо отжать волосы, натянуть на мокрое тело рубаху и распрощаться с подругами.

– Авось еще свидимся, – уверенно кивнула она.

И никто не усомнился, что красавица и впрямь вернется в Клюквинки. Да не абы как, а хозяйкой большого богатого дома с рыжим улыбчивым супругом и выводком пухлых детишек.

Невеста заскочила в телегу, оглянулась на дом, видно собираясь еще что-то сказать, но вдруг разревелась и велела жениху:

– Поехали!

– Пошли, родимые, – послушно тронул поводья тот.

Остальным же пришлось возвращаться в деревню пешими. Да и не беда: путь близкий, компания хорошая. Ива еще и порадовалась, что доведется перемолвиться с Еней. Нескладеха, по обыкновению, плелась, спотыкаясь и низко опустив голову, потому и не заметила, как отстала от шествия. Ива же намеренно сбавила шаг, чтобы с нею поравняться. Когда Еня заметила ее, вздрогнула, словно от сквозняка, но говорить ничего не стала и еще сильнее потупилась.

– Печалишься? – тихонько спросила Ива.

Еня пожала плечами:

– В невестах ходишь…

– Хожу, – кивнула Ива.

– Рубаху любимому вышила…

– Вышила.

– А что не радостна? Вот Сала хоть и грустила, а только что в уста сахарные милого не целовала.

Ива задумалась. В уста сахарные… Губы у Аира были горькими, целовать их – что отравленную воду пить. И сам он весь точно ядом пропитан.

– Странный у меня жених, – вздохнула она.

– И то верно.

Помолчали. Ни Ива не могла завести речь, которая изнутри ее грызла, ни Еня. Но нескладеха все же первой открыла рот:

– Ты при всех Хозяину болота обещалась. И что же, жених твой не боится такого соперника?

– Сдается мне, он вообще никого не боится. И к худу это, как есть к худу…

– Так уж и никого… Всегда найдется кто-то сильнее. Ну или тот, кому терять нечего.

С зеленых волос на дорогу стекала вода. Казалось, что идущая девушка плачет, и Ива рада бы выплеснуть со слезами все, что мучило ее. Но – вот беда! – плакать не получалось. Все больше выходило злиться… Ива поймала ладонь Ени и стиснула ее, точно боялась, что подружка убежит.

– Это я вылечила Брана, когда он захворал после суда, – быстро, чтобы не передумать, протараторила она.

Еня сбилась с шага. Уж до чего она всегда была некрасива, но этой ночью вовсе походила на одну из тех утопниц, которых прогнала Ива. Краска отлила от лица нескладехи, глаза запали, искусанные губы покрылись трещинами и белым налетом. «Больна!» – догадалась Ива. Да и немудрено. После таких-то переживаний…

– Не надо было, – хрипло прошептала Еня. Потом подняла на Иву пылающие угольями глаза и добавила: – Пусть бы сдох.

Было в ее глазах нечто жуткое. Нечто, что даже в глазах Хозяина болота появлялось не всегда.

Ива набрала в грудь холодного ночного воздуха для храбрости:

– Если бы я знала тогда, что он сделал с тобой, не стала бы. – И, сама себе дивясь, докончила: – Придушила бы прямо на его кровати… Прости меня.

Еня остановилась и строго посмотрела на Иву.

– Не прощу, – просто сказала она. – Потому что никогда зла на тебя не держала. Ни тогда, когда он меня… А сам к тебе сватался. Ни когда ты его обвинила на людях. И теперь тоже нет. Ты, наверное, тоже очень сильно его любила…

Ива посмотрела на темнеющий слева от дороги лес, вдохнула сырой болотный запах.

– Наверное… – сказала она.

Глава 17

Верю – не верю

И боязно было, и стыдно маленько. Но Ива все равно шла. А как не пойти, когда сам Хозяин болота зовет? Ослушаешься – осерчает… Так утешала себя Ива. Дескать, выбора нет, нельзя Аира злить. Но сердце не обманешь, а оно заходилось радостно и предвкушающе. Что придумал жених? Куда решил повести? Может, еще какой подарок вручит?

А дело было так. Едва отец с утра ушел в поле, а мать потащила Серка подковать, перед Ивой встал на задние лапы черный кот. Он сунул морду в крынку с парным молоком и облизнулся.

– Хозяйничаешь?

– Хозяйничаю, – кивнула Ива, наливая нечистику угощение.

Кот по-человечески, нога на ногу, уселся за стол и наклонил мису, хлебая молоко. Утер усы, крякнул от удовольствия и доложил:

– А тебя Хозяин ждет.

Крынка едва не выскользнула из рук, а в щеки бросился жар.

– Ну и пусть ему, – небрежно фыркнула Ива, почему-то глупо улыбаясь.

– Ждет – надобно идти, – отрезал домовой дух. – Помяни мое слово, не зли Господина топей! Коль он тебе благоволит, лучше покориться.

Ива переложила с плеча на плечо зеленую косу:

– Да я разве перечу?! Но в избе кто подметет? Ужин сготовит? Грядки прополет? Любовь любовью, а матушка все уши оборвет, коли к ее возвращению дела не переделаю!

Кот ажно заурчал:

– Любовь, говоришь?

Ива запоздало закрыла себе рот ладонью, да вылетевших слов не воротишь.