Эффект превзошел все наши ожидания. Армстронг отличносправился со своей ролью. Меня перенесли в мою комнату и уложили в постель.Больше обо мне не вспоминали: все они были насмерть перепуганы и опасались другдруга.

У меня было назначено свидание с Армстронгом на без малогодва ночи. Я завел его на высокую скалу позади дома. Сказал, что отсюда мыувидим, если кто-нибудь захочет к нам подкрасться, нас же, напротив, никто неувидит, потому что окна выходят на другую сторону.

Армстронг по-прежнему ничего не подозревал, что было болеечем странно: ведь считалка, вспомни он только ее, предупреждала — «один попалсяна приманку»…

Армстронг проглотил приманку, ничего не заподозрив.

И тут опять же все прошло без сучка, без задоринки.

Я нагнулся, вскрикнул, объяснил, что увидел ниже по склонуход в пещеру и попросил его убедиться, так ли это.

Он наклонился. Я толкнул его в спину, он покачнулся и рухнулв бушующее море. Я вернулся домой. Наверное, Блор услышал, как я шел покоридору. Чуть выждав, я пробрался в комнату Армстронга, а чуть погодя, нарочностараясь топать как можно громче, чтобы меня услышали, ушел оттуда. Когда я спустилсявниз, наверху открылась дверь. Они, должно быть, видели, как я выходил из дому.

И спустя минуту двое пошли за мной следом. Я обогнул дом,проник в него через окно столовой, которое предварительно оставил открытым.Окно за собой прикрыл и только тогда разбил стекло. Потом поднялся к себе и легв постель.

Я предполагал, что они снова обыщут весь дом, норассчитывал, что приглядываться к телам не станут, разве заглянут под простыню,чтобы убедиться, не прячется ли там под видом трупа Армстронг. Так оно и вышло.

Да, забыл упомянуть, что револьвер я подбросил в комнатуЛомбарда. Видимо, вам будет любопытно узнать, куда я его спрятал на времяобыска. В шкафу хранились запасы консервов, всевозможных коробок с печеньем. Яоткрыл одну из нижних коробок, кажется, с галетами, сунул туда револьвер иснова заклеил ее скотчем.

Я рассчитал — и не ошибся, — что никому не придет в головурыться в запаянных банках и запечатанных коробках, тем более что все верхниежестянки были нетронуты. Алую клеенку я упрятал под ситцевый чехол одного изкресел в гостиной, шерсть в диванную подушку, предварительно ее подпоров.

И вот наконец настал долгожданный миг: на острове осталосьвсего три человека, которые до того боялись друг друга, что были готовы на все,притом у одного из них имелся револьвер. Я следил за ними из окна. Когда Блорподошел к дому, я свалил на него мраморные часы из окна Веры.

Из своего окна я видел, как Вера застрелила Ломбарда. Всмелости и находчивости ей не откажешь. Она ничем не уступала Ломбарду, а вчем-то и превосходила его. После этого я сразу кинулся в комнату Веры —подготовить сцену к ее приходу.

Я ставил увлекательный психологический эксперимент. Понудятли Веру к самоубийству угрызения совести (ведь она только что застрелилачеловека) вкупе с навевающей ужас обстановкой, будет ли этого достаточно? Янадеялся, что будет. И не ошибся. Вера Клейторн повесилась у меня на глазах:затаившись за шкафом, я следил за ней.

Перехожу к последнему этапу. Я вышел из-за шкафа, поднялстул, поставил его у стены. Револьвер я нашел на лестничной площадке — там егообронила Вера. Я постарался не смазать отпечатки ее пальцев.

Что же дальше? Я завершил мой рассказ. Вложу рукопись вбутылку, запечатаю и брошу ее в море. Почему? Да, почему?.. Я тешил своесамолюбие мыслью изобрести такое преступление, которое никто не сможетразгадать. Но я художник, и мне открылось, что искусства для искусства нет. Вкаждом художнике живет естественная жажда признания. Вот и мне хочется, как нистыдно в этом признаться, чтобы мир узнал о моем хитроумии…

Я написал свою исповедь, исходя из предположения, что тайнаНегритянского острова не будет раскрыта. Но не исключено, что полиция окажетсяумнее, чем я ожидал. Как-никак есть три обстоятельства, которые могутспособствовать разгадке моего преступления. Первое: полиции отлично известно,что Эдвард Ситон был виновен. А раз так, они знают, что один из десятерых впрошлом не совершал убийства, а из этого, как ни парадоксально, следует, что некто иной, как этот человек, виновен в убийствах на Негритянском острове. Второеобстоятельство содержится в седьмом куплете детской считалки. Причиной смертиАрмстронга послужила «приманка», на которую он попался, а вернее, из-за которойон попал в переплет, приведший его к смерти. Иными словами, в считалке ясносказано, что смерть Армстронга связана с каким-то обманом. Уже одно это моглобы послужить толчком к разгадке. В живых тогда осталось всего четверо, причемсовершенно очевидно, что из всех четверых Армстронг мог доверитьсябезоговорочно лишь мне. И, наконец, третье обстоятельство имеет чистосимволический характер. Помета смерти на моем лбу. Что это, как не Каиновапечать?

Мой рассказ подходит к концу. Бросив бутылку с исповедью вморе, я поднимусь к себе, лягу в постель. К моему пенсне привязана чернаятесемка, но на самом деле это никакая не тесемка, а тонкая резинка. Пенсне яположу под себя. Один конец резинки обмотаю вокруг дверной ручки, другой вокругревольвера, но не слишком надежно. А дальше по моим предположениям произойдетвот что. Моя рука — я оберну ее платком — спустит курок, и платок упадет напол. Револьвер, привязанный к резинке, отлетит к двери, стукнется о двернуюручку, резинка отвяжется и повиснет на пенсне, не вызвав ничьих подозрений.Платок на полу и вовсе не вызовет ничьих подозрений. Когда меня найдут, я будулежать на кровати с простреленной головой — в полном соответствии сдневниковыми записями моих товарищей по несчастью. К тому времени, когда кнашим телам получат доступ судебные медики, время моей смерти установить будетневозможно.

После шторма на остров приплывут люди, но что они найдутздесь — лишь десять трупов и неразрешимую загадку Негритянского острова.