злобным, человеком неверующим, и вообще мне о ней говорить не хочется. Вы можете прочитать, что о ней уже сказано. Но, во-первых, мне о ней говорить не хочется, а во-вторых, я не буду с Вами говорить вообще: ни по телефону, ни лично, ни по радио, никаким другим способом, пока Вы в той самой газете “Правда”, в которой был помещен этот подвал, не извинитесь перед Патриархом Алексием».

Сами понимаете, что Святейший Патриарх – фигура достаточно сложная. Я не могу безусловно согласиться со всем, что говорит Святейший, и со всем, что делает Святейший. Потому что мне, например, представляется странным, что какие-то действия отца Иоанна Свиридова или отца Александра Борисова (я не говорю про себя) вызывают раздражение у Святейшего Патриарха, но при этом его раздражения не вызывает то, что, скажем, отец Олег Стеняев в ограде храма Всех Скорбящих Радосте на Ордынке сжигает книги. Какие бы это ни были книги, книги существуют не для того, чтобы их сжигать. Если это книги, которые тебя не устраивают, сдай их в архив. В конце концов, разводить такую безобразную средневековщину – это возмутительно. То, что расистские, антисемитские, фашистские книги продаются в большинстве московских приходов, не вызывает возмущения Святейшего Патриарха, об этом не было сказано в его последнем докладе ни слова. Но, скажем, то, что католики собирают грибы вместе с ярославскими детьми где-то в деревне, – вот это почему-то вызывает возмущение Святейшего Патриарха. Мне это непонятно; при том, что я к Патриарху отношусь с большим уважением, мне не всё в том, чту он говорит, понятно. И так и должно быть.

В Церкви не должно быть культа личности; Патриарх – это не товарищ Сталин, не товарищ Брежнев. Когда кто-то против Брежнева произносил слово, его за это выгоняли с работы. Патриарх – это наш епархиальный архиерей. Патриарх – это архиерей, от имени которого мы вот в этом храме совершаем все таинства. Патриарх – это архиерей, на послушании у которого мы находимся. Патриарх – это архиерей, который является владыкой нашей епархии и которому мы подчиняемся. Но мы ему, во-первых, добровольно подчиняемся, а во-вторых, то, что мы ему подчиняемся, то, что мы находимся у него на послушании, и то, что мы относимся к нему с естественным уважением, не означает, что мы должны каждому его слову внимать как истине в последней инстанции. Даже Папа Римский, хотя существует догмат о непогрешимости (не совсем ясно, что это такое на самом деле), и то непогрешим только в тех случаях, когда он говорит от имени Церкви ex cathedra, то есть в своих энцикликах и апостольских письмах. Но это не значит, что он непогрешим в жизни, в своих частных высказываниях.

Но в Православной Церкви такого догмата нет. И поэтому в любой поместной Церкви у любого православного христианина к своему Патриарху всегда есть какие-то вопросы. Так же как, разумеется, есть у всех нас друг к другу, несмотря на любовь, уважение, почтение, с которым мы относимся к старшим, к нашим друзьям, – какие-то вопросы. […][17]

В Церкви вранье недопустимо, в Церкви вранье исключено. Вранье разрушает Церковь хуже любой ржавчины, хуже любого вируса, занесенного в компьютер. Поэтому мы должны честно и смело говорить, что, скажем, у нас есть какие-то вопросы, но это не меняет общего: это не меняет того, что архиерей есть архиерей, у которого мы находимся на послушании, к которому мы относимся с уважением и почтением. К человеку, который несет свое архиерейское служение с 1961 года, как относиться без уважения и без почтения?

Я еще забыл вам рассказать о такой детали. Я говорю Селищеву: «Как Вам не стыдно? Ведь он же архиереем уже был, а Вы еще были малым ребенком!» Он говорит: «Я еще не родился». Так вот, видите, такие вот сопляки, как этот господин Селищев, начинают сегодня учить всех, включая Патриарха, включая старых протоиереев, которые уже по пятьдесят лет в сане, начинают критиковать всех направо и налево, объявлять еретиками одних, лжеучителями других. Причем достается, разумеется, и умершим, и святым – все неправы, только мы правы. Понимаете, установка, когда все правы, очень опасна, потому что это ложь, а мы не должны лгать никогда. Но установка, когда все неправы, – это просто дикий эгоцентризм, ересемания, злоба, и главное – это фанатизм идеи, это идолослужение. Это значит, что для него богом является какая-то идея.

Итак, насколько я понял, идея, которая является богом для этого человека, следующая. Дело в том, что там очень аккуратно было написано о том Слове, которое сказал Святейший Патриарх в нью-йоркской синагоге – о замечательном, кстати говоря, Слове, прекрасно сказанном мужественным мужем. Так же как прекрасно было то Слово, которое он сказал в берлинском соборе Лютеранской Церкви, когда извинялся перед немцами, – этот вопрос был потом вынесен на Синод, и Синод на своем последнем заседании, которое имело место перед Новым годом, подтвердил правильность позиции Патриарха. Так вот, когда я ему сказал в конце, что, пока он не извинится, я не буду с ним разговаривать, он тогда мне говорит так витиевато: «Секретарь Государственного совета фон Плеве, когда от него потребовали одного заявления, сказал, что он не сделает этого заявления, пока жив. И тогда ему сказали, что будут его преследовать». Имелся в виду, вероятно, животный, зверский такой, отвратительный антисемитизм этого самого фон Плеве. Так вот, тот бог, которому молится господин Селищев, – это, без сомнения, антисемитизм.

И я, взвесив все обстоятельства, пришел к выводу, что любой национализм опасен, вредоносен и нецерковен. Я говорил об этом, по-моему, две или три недели назад: о том, что вообще христианин через Таинство Крещения как бы уходит от своей нации и входит в Церковь, что нация – это единица языческого мира, причем этносы разделяют людей, человечество разделяется на этносы и вместе с тем – объединяется в Церковь. Так вот, понятно, что любой национализм нецерковен, любой национализм опасен.

Но когда дело доходит до антисемитизма, то это есть что-то совершенно особенное, потому что за, так сказать, «церковным» антисемитизмом (я беру в кавычки это слово, потому что антисемитизм – это уже знак нецерковности) всегда стоит одно: «Я их не люблю, потому что они Христа распяли». В общем, до этого всегда можно докопаться. Когда начинаешь разговаривать с человеком антисемитских убеждений, который заявляет себя верующим, то если, как говорят психологи, его «раскрутить», он в конце концов придет к этому «они Христа распяли». Но тогда задаешь ему вопрос: