class="p1">— Здравствуйте, Татьяна Николаевна! Вас беспокоит Людмила Борисовна Краковская… Я к вам по рекомендации Алексея Васильевича.

— Я в курсе. Как у вас со временем?

— Без проблем.

— Тогда приезжайте. Ваш жених сейчас у меня.

— Кто он?

— Американец русского происхождения. Свое дело, богат, шикарный дом в престижном районе.

— Сколько ему лет?

— Сорок восемь. Но выглядит моложе. Играет в теннис, любит путешествовать…

— Его условия?

— Возраст — не старше сорока. И знание языка.

— Хорошо. Я буду разговаривать с ним на английском. Где вы территориально находитесь?.. Знаю. Я подъеду минут через сорок.

Они встретились в АОЗТ «В. Шварц и К», на одном из этажей которого был расположен офис брачного агентства «Интерсваха».

Виталий Томкус (так звали жениха) смотрелся — высокий, с умным и тонким интеллигентным лицом. Со спокойными, вкрадчивыми манерами. И одет он был со вкусом — светло-серый костюм, цвета морской волны рубашка, легкие замшевые туфли.

— Может быть, поужинаем? — предложил он, обнажив в улыбке белоснежные фарфоровые зубы.

Краковская взглянула на часы.

— Сейчас время обеда.

— Это не страшно: русские умеют, не вставая из-за стола, от обеда переходить прямо к ужину. Согласны?

— Не возражаю.

— Какую кухню предпочитаете?

— Домашнюю.

— Значит, небольшой, уютный частный ресторанчик с тихой музыкой и хорошим поваром… Знаю такой!

Томкус предложил ей руку, они спустились вниз и сели в машину.

— На Полянку, — сказал Томкус шоферу. — Там есть харчевня… «Три карпа».

Шофер кивнул и плавно тронул «БМВ» с места.

— Это ваша машина? — спросила Краковская.

— Напрокат взял, — рассмеялся Томкус. — Вместе с шофером.

— Это, наверное, очень дорого?

— В России все дорого, Людмила Борисовна. Вы говорите по-английски?

— Я некоторое время работала переводчицей в Интуристе.

— А сейчас?

— Заслуженная артистка РСФСР.

Томкус неожиданно расхохотался — беззвучно и надолго. Краковская в недоумении вскинула брови.

— Что с вами?

— Я тоже заслуженный, — еле сдержав рвущийся из него водопадом смех, проговорил Томкус. — Я — заслуженный мастер спорта по стрельбе. Неоднократный чемпион Союза и Европы!

— А теперь?

— Теперь? Теперь у меня свой клуб, тир… Учу американцев стрелять из всех видов оружия — стоя, лежа, навскидку. В целях самоза щиты, так сказать.

— Хороший бизнес?

— От клиентов отбоя нет. Америку, как и Россию, захлестнула волна преступности. Если ты возвращаешься домой вечером — с наступлением темноты, то можешь заранее проститься со своим кошельком. И благодарить Бога, что кости не переломали.

— Вы давно эмигрировали?

— Девять лет назад.

— А причина? Вы же, наверное, неплохо жили — соревнования, загранпоездки…

Томкус снова загоготал.

— Всю валюту — деньги за призовые места — забирал Спорткомитет, нам доставались жалкие крохи, и мы, чтобы хоть как-то свести концы с концами, вынуждены были заниматься спекуляцией — там, в Европе, покупать тряпки в магазинах уцененных товаров, а здесь, в Союзе, продавать их втридорога. И однажды…

— Вам это надоело.

— Не то слово — осточертело! Идешь и оглядываешься: не топает ли за тобой какая-нибудь сволочь.

— Приехали, — сказал шофер, останавливаясь у красивого, по всей вероятности, недавно отреставрированного особняка, на фронтоне которого отсвечивали золотом витиеватые буквы — «Три карпа».

Томкус и Краковская заняли столик на двоих, у окна, и к ним тотчас подбежал вежливый до омерзения официант — молодой, лет двадцати пяти, парень с приклеенной улыбкой и модными — щеточкой — усиками.

— Что прикажете?

— А что у вас есть? — спросил Томкус, мгновенно убрав с лица улыбку.

— Все.

— В таком случае… Копченый угорь, икра…

— Черная?

Томкус вопросительно посмотрел на Краковскую.

— Красную.

— Тушеное мясо в горшочках, коньяк, шампанское…

— Кофе?

— Там видно будет. — Томкус брезгливо повел рукой, и официанта как ветром сдуло.

— Очень вы уж с ним резко, — тихо проговорила Краковская, разглаживая ладонью скатерть.

— Я не люблю людей, которые торгуют своим достоинством.

— Это — удел всех официантов и швейцаров.

— Не скажите. Некоторые обслуживают так, что ты моментально располагаешься к нему доверием и симпатией.

Краковская кокетливо повела плечами.

— Допустим, в данный момент я вас обслуживаю… Что вы ко мне испытываете?

— Прежде всего, вы подобрали не то слово — «обслуживаю»… Вы пришли на деловую встречу, и я бесконечно рад, что это именно вы — вы мне нравитесь.

— Спасибо. У вас американское гражданство?

Вопрос остался без ответа, ибо официант-угорь, как окрестил его про сеоя Томкус, притащил вино и закуски.

— Горячее нести сразу? — спросил он, сгибаясь в полупоклоне.

— Я скажу. — Томкус наполнил бокалы и взглянул Краковской в глаза. — Предлагаю на брудершафт — мне легче называть вас по имени и на «ты».

— Не возражаю.

Они выпили, и Томкус сказал:

— Да, теперь я — гражданин Соединенных Штатов Америки.

— Вы счастливы?

— Мы договорились на «ты».

— Ты счастлив?

— Как тебе сказать… Когда иммиграционный судья спросил меня: «Вы любите Америку?» — я соврал, сказал: «Да». Судья улыбнулся и добавил: «Вы — русский, а потому не старайтесь быть американцем в большей степени, чем мужчины, которые в нашей стране родились… Почаще готовьте русские блюда, старайтесь соблюдать русские обычаи и праздники, покупайте для сына русские пластинки и книги — американскими он обзаведется сам…»

— У тебя есть сын? — вскинула брови Краковская.

— Нет. Но надеюсь, что будет.

— Ты хочешь сказать…

— Договаривай, — улыбнулся Томкус. — После «а» следует «б».

— Ты хочешь, чтобы я родила тебе сына?

— Это тебя смущает? Или расстраивает планы?

Краковская нервно рассмеялась. Она и впрямь пришла в крайнее замешательство. Через ее постель прошли десятки мужчин, но ни один из них не предлагал ей то, что предложил этот свалившийся черт знает откуда симпатичный мужик. Но главное было не в его предложении, а в том, что она сама давно об этом мечтала, ибо пролетевшие, как курьерский поезд, годы оставили ей в наследство только одиночество, которое в последнее время буквально терзало и мучило ее, и она, просыпаясь по ночам, испытывая в душе тревогу и страх перед надвигающейся старостью, решилась на крайнее — выйти замуж. За кого? Да хоть за черта лысого, хоть за Глазова! Но в последний момент, когда она была уже готова осуществить свое> решение, судьба снова подставила ей ножку — Глазова убили. Если, конечно, верить Кудимовой.

— Почему ты молчишь? — спросил Томкус.

— Думаю.

— А ты не думай — голова разболится.

— Тогда ты думай за меня, — улыбнулась Краковская.

— Хорошо. Я тебя устраиваю? Как мужчина?

Глаза Краковской вспыхнули мягким, зазывным светом.

— На этот вопрос, можно ответить только после… — Она смутилась и, чтобы скрыть это смущение, лихо допила оставшееся в бокале шампанское.

— Ты меня неправильно поняла. Я не вызываю у тебя отрицательных эмоций?

— Только положительные.

Томкус одобрительно кивнул.

— У тебя есть загранпаспорт?

— С открытой визой в Америку