На следующий день, когда девочки наплакались, а ты подготовила старшим сестрам фрагмент стены для работы, вы с Бемби снова гуляете в саду. Ты берешь ее за руку:

Бежим вместе.

Куда? Бемби следит взглядом за Клео и Дев. Они на верхней террасе сада топают ботинками по первому снегу, придумывая новый танец.

За ворота. В мир за горами. Звучит как каприз, только что пришедший в голову, а не мысль, с которой ты носилась каждый день, едва научившись ходить.

Бемби сморит на сад, на белеющие вдали вершины гор, затем снова на тебя – как на сумасшедшую. Зачем тебе бежать? – спрашивает она.

Как объяснить желание мира, если ты его видела совсем чуть-чуть? Как объяснить инстинктивное стремление к бегству? Тоску по беспредельному небу, бескрайним полям, бесконечным расстилающимся перед тобой дорогам?

Ты смотришь, как Бемби ловит языком снежинки и повторяет танцевальные движения девочек. Вот бы радоваться снегу больше, чем они, но это представляется другой разновидностью несвободы. Скоро горы станут непроходимыми, а соляное озеро превратится в грязную кашу, где, если ты попытаешься пройти по ней, у тебя заиндевеют ноги. Прежде чем зима отступит, прежде чем у тебя опять появится возможность уйти, надо переждать еще пять лун, а может, и больше.

Наблюдая за танцующими девочками, ты смахиваешь с деревянной скамейки снег и садишься. От девочек исходит ощущение счастья и здоровья, на тебя же давит вялость и переполненный желудок. Исцелит только бег. Можно бегать по саду, но так ты только привлечешь лишнее внимание.

Бемби жестом зовет тебя присоединиться к девочкам. И тебе хочется к ним. Хочется выучить их танец, быть частью целого. Но что-то останавливает. Жизнь в монастыре – не твой выбор. Ее выбрали за тебя.

Ты встаешь, подходишь к девочкам и начинаешь повторять их движения. Какая же ты нескладная. Тебе никак не удается под них подстроиться. Девочки терпеливы. Они начинают с начала.

Я только посмотрю, говоришь ты.

Они танцуют, а ты откидываешься на спинку скамейки.

Ты боишься, что навсегда застрянешь здесь в этом теле. Что падающий снег подобно мазкам краски уничтожит тебя и все, к чему ты стремишься.

Ты закрываешь глаза. Слышишь, как девочки поют и смеются, но будто бы очень далеко. Наверно, так умирают, думаешь ты.

Ты, однако, не собираешься умирать.

Бемби берет твои руки и поднимает их над головой. Ты встаешь, и она, обняв тебя, трясет, вытряхивает тебя из тебя. Ваши руки сплетены, рождающееся в тебе тепло обращается на девочек. На лбу тает снег. Ваши лица соприкасаются, подруги сияют. На миг это сияние становится твоим, и ты чувствуешь себя счастливой.

48

Дарвин, наши дни

9:30. Царапая свое имя ногтем большого пальца на мягкой фанере под столом, ты ждешь Марджи. Охранник хлопает тебя по плечу.

Что? – спрашиваешь ты.

Похоже, никто не пришел. Иди за мной.

Еще пять минут. Может, она ищет парковку.

Там полно мест. Вход закрывают в девять тридцать. Твоей посетительнице придется научиться приезжать вовремя.

Ты скрещиваешь на груди руки и качаешь головой.

Давай обойдемся без сцен, говорит охранник. Пошли.

Ты откидываешься на спинку стула. Ножки скребут по бетонному полу. Ты смотришь на Бемби, на лице у нее сочувствие.

Охранник выводит тебя во двор, где Джером разговаривает с Джеки. Происходящее между ними понятно даже на расстоянии. Он играет с ней. Конечно, пытается уломать, как всегда уламывает Мию. Может, оно и к лучшему, что та уехала.

Но сейчас этот тридцатисемилетний сотрудник исправительного учреждения охотится на четырнадцатилетнюю заключенную, которая уехать не может.

Ты берешь из корзины теннисный мячик и хочешь швырнуть ему в лицо. Раздробить скулы, челюсть, чтобы он стал похож на монстра, каковым и является.

И ты кидаешь мяч в стену, представляя, как бьешь Джерома, еще, еще, до полного его посинения, до тех пор, пока он не взмолится.

Птаха! – кричит тебе Дев.

Они с Кей бросают мяч в баскетбольную корзину и зовут тебя, но ты отмахиваешься. Ты в бешенстве, тебе не до них.

Мечтая оказаться как можно дальше отсюда, ты дубасишь теннисным мячом по кирпичной стене, наконец ловишь ритм – только ты и мяч. Но тут на стене вырастает тень Джеки. Отвали, Джеки, говоришь ты, даже не обернувшись. Поскольку Джером, конечно же, ее уломал. Поскольку она, конечно же, все время играла в его пьесе.

Брось мне, просит она.

Нет.

Ну давай поиграем.

Ты с силой швыряешь ей мяч. Вы перебрасываетесь до тех пор, пока Джеки не делает то, что всегда собиралась, – держит мяч и прикидывается, будто сейчас кинет его тебе в лицо.

Ты вздрагиваешь.

Шучу, улыбается она. Но затем улыбка застывает, и она отбрасывает мяч.

Упс.

Ты смотришь, как она плавной походкой возвращается к Джерому, тот смеется и что-то ей дает. Тебе просто выносит мозг, и ты идешь следом.

Принеси мой мяч, требуешь ты.

Что? – невинно спрашивает Джеки.

Ты взяла мой мяч.

Ты пропустила подачу.

Там много мячей. Джером кивает на корзинку и подмигивает Джеки. Джеки жует фиолетовую жвачку.

Где ты ее взяла? – спрашиваешь ты.

Джеки улыбается Джерому.

Ты не понимаешь, что он с тобой играет? – говоришь ты. – Что он любит играть со всеми?

Джеки замахивается, чтобы тебя ударить. Но ты уклоняешься, обхватываешь ее ноги и валишь на землю. Пытаешься встать, но Джеки цепляет тебя за лодыжки, переворачивает и тоже валит. Она засовывает тебе в рот пальцы, как будто хочет разорвать лицо пополам. Почему никто не спешит на помощь?

Ты держишь ее запястья и впиваешься в них ногтями, пока не чувствуешь, как лопается кожа. Джеки вскрикивает и скатывается с тебя, а потом Джером с еще одним охранником тащат тебя по двору и дальше по коридору. Ты думаешь, что тебя швырнут в камеру, но вы ее минуете.

Куда вы меня ведете? – кричишь ты.

Не получив ответа, начинаешь брыкаться, сопротивляться, но тебя тащат дальше, еще дальше, затем громыхает железная дверь.

Непроглядная тьма.

49

Склеп призраков

Девочки называли его Склепом призраков, но ты никогда не думала, что окажешься здесь сама.

Жарко, темно. Если тут что и есть – матрас, унитаз, – их не видно. Ты ложишься на пол.

Все косички, которые ты пыталась держать в голове по отдельности, перепутались. Одна, ты ясно чувствуешь, сильно натянулась, на конце ее яростно бьется рыба и, уплывая – а плывет она, спасая свою