ночью слышишь, как открываются двери и девочки шепотом будят друг друга, тебе так хочется быть частью целого, не слоняться вечно одной, вдали от остальных. И, выйдя в коридор, ты велишь им снять ботинки, накидки, все, что может издавать шум при ходьбе, и не шаркать.

Вы с Бемби ведете всех вниз по лестнице на негромкий гул женских голосов. Старшие сестры расписывают стену уже не в зале, а в другой комнате. Ты приоткрываешь дверь, и вы с Бемби отходите, чтобы могли посмотреть остальные.

Девочки по очереди качают головами и пожимают плечами, но не так, как если бы не поверили увиденному.

Ты заглядываешь в щель. Старшие сестры рисуют, обтянутые носками ноги упираются в пол, – все как обычно.

Сегодня ничего не будет.

Вы в молчании расходитесь по комнатам. Может, оно и лучше. Пусть девочки сомневаются в правдивости вашего с Бемби рассказа, и ничего не случится.

До тебя доходит, что произошло, только во время следующего купания. Вы раздеваетесь. Все кроме тебя в синяках. На бедрах и ногах сплошняком яркие, как краски, сине-красные пятна. Тебе очевидно: девочки пытались парить. Они могли не поверить тебе, но не Бемби. Идея увлекла их, и они принялись прыгать с кроватей, столов, стульев. Бемби тоже.

Интересно, думаешь ты, а они делали это вместе? И почему не позвали тебя?

Старшие сестры сильно взволнованы. А потом оборачиваются на тебя.

Почему все смотрят на тебя? Почему встревожены тем, что у тебя синяков нет? Ты физически чувствуешь, как в пару, слабо пробиваемом светом фонаря, у них назревает ответ. Это ты виновата. Девочка, которая не умеет плакать, убивает маленьких пушистых животных и носит в сердце черную неблагодарность. Это она во всем виновата.

До ночи ни одна старшая сестра не говорит тебе ни слова, но утром ты просыпаешься от стука в дверь. Старшая сестра без улыбки велит одеться и до завтрака пройти в зал к женщине с седыми волосами.

Та ждет тебя, сидя в конце длинного стола. Указывает стул напротив.

Ты все натворила? – спрашивает она.

Нет, не я.

Но ты сказала бы мне, если бы ты, правда?

Спросите у других девочек.

А почему ты так несчастна здесь? Ведь ты столько получила.

Потому что не я выбирала.

Значит, для тебя самое главное возможность выбора?

Да.

Хорошо, тогда сделай его. Отныне ты можешь заниматься чем угодно.

Уйти тоже могу?

Старшая сестра, проведя руками по седым волосам, погружается в раздумья.

Ты молода, говорит она, вставая. Ты не знаешь, что сейчас выбрала. И уходит, а ты, оставшись одна, смотришь на стену. Ты помогала ее расписывать.

На переднем плане дикий сад, распускающиеся цветы, маленькие пруды. За ним горы, небо промыто голубым. Но четче воспоминания о парящих женщинах.

Старшие сестры тут же повторяют слова женщины с седыми волосами. Ты можешь поступать, как тебе нравится. Пожалуйста, спи хоть целый день.

С самого приезда ты пыталась представить, какую форму примет наказание. Теперь понятно. Тебя изолируют. Вытянут, словно ниточку из ткани.

Зима суровая. Нужно бесконечно много дров. С вернувшимся намерением набраться сил для побега ты уходишь в работу, на которую сама напросилась, – к колке дров для монастыря, всех дров.

Сарай становится твоим царством. Орудуя топором, укладывая дрова, разнося их по комнатам, где есть камин, ты не мерзнешь. Ты могла бы заниматься этим целый день, но, оказывается, помимо желания быть сильной, еще нестерпимо тянет рисовать.

И, расчистив одну стену сарая, ты начинаешь собственную фреску. Толчешь камни, готовишь пигменты, собираешь все, что сестры оставляют на столах. А если нужно сделать то, чего ты не умеешь, например, смешать краску или дать перспективу, то идешь в монастырь и смотришь, как работают старшие. Твое появление не вызывает подозрений – ведь ты принесла дрова.

Как правило, на тебя не обращают внимания.

Мерное чередование дней помогает пережить зиму. Ты практически не сталкиваешься с девочками и старшими сестрами, только в трапезной, но даже тогда в основном молчишь, и к тебе почти никто не обращается.

Иногда, когда ты проходишь мимо комнаты плача, или еще хуже, видишь взявшихся за руки девочек, становится очень тоскливо и хочется дружить по-прежнему. Особенно с Бемби.

Как-то ты попыталась заговорить с ней, но она заявила, что не видела того, что видела, так ей кажется. Просто ты ей внушила. А на самом деле все привиделось, она так и сказала остальным. С тех пор никто больше не прыгал со столов и кроватей.

Набравшись терпения, ты упорно ждешь, когда можно будет бежать, – весну, в которую скоро перетечет зима. Твердишь себе, что найдешь новых друзей. Но пока надо колоть дрова и рисовать.

Услышав разговор старших сестер о новой партии, ты понимаешь: час близок.

В голове ясно. Заслышав, как возницы проезжают в ворота, ты выскользнешь в сад, прокрадешься вдоль кустов, спрячешься и будешь ждать. Они разгрузят товар, старшие сестры примутся его проверять, и тогда ты потихоньку залезешь в телегу, в одну из пустых корзин. И поедешь далеко-далеко. Будешь сидеть тихо-тихо. Не дашь возницам повода оглянуться; а когда телега окажется на наезженной ровной дороге и колеса перестанут стучать, соскочишь и побежишь.

Каждую ночь ты прислушиваешься. Каждую ночь весь остаток зимы воображаешь свой побег.

Однажды за завтраком во время оживленной беседы девочек со старшими сестрами из сада раздается крик: Приехали! Приехали! Старшие сестры вскакивают со стульев и бегут. Кроме женщины с седыми волосами. Она идет плавно, жестом пригласив вас следовать за ней.

Телега заезжает в ворота при свете дня.

Как ты могла их не услышать? Как не подумала о том, что они могут приехать и днем?

Телега останавливается, и тебя подзывает женщина с седыми волосами. Наверно, надо разгружать припасы, полагаешь ты, но, подойдя ближе, понимаешь, какие припасы привезли возницы.

Еще шесть девочек.

Все здоровы! – кричит одна сестра.

Другие окружили телегу, рассыпаясь в любезностях перед новенькими. Им предлагают спуститься и ведут в купальню, как в свое время вас. Каждую обхаживают две старшие сестры.

Нам нашли замену, говоришь ты.

Закрывшись в своей комнате, ты попробуешь то, что уже пробовали подруги, но только вы с Бемби видели своими глазами. Стоишь на столе, раскинув руки, и внушаешь себе: ты невесома, ты птица и можешь парить над землей, подняться до самого верха стены.

Делаешь шаг и тут же в самой неприглядной позе оказываешься на полу.

Но опять забираешься на стол и опять пытаешься парить. Проводишь так всю