Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Персики!
На этот раз я, кажется, понял, что он сказал: «Видите? А я вам говорил!»
Дон шмыгнул носом и вытер глаза чем-то напоминающим обертку от буррито.
– Значит, это правда. Это и впрямь происходит. Храни нас Фавн…
Лавиния смахнула слезы:
– Спасибо, Аполлон.
Словно я оказал ей услугу. Почему же тогда мне кажется, будто я пнул каждую из этих дриад прямо по главному корню? Я все это время волновался о том, что будет с Новым Римом, Лагерем Юпитра, Оракулами, моими друзьями и со мной самим. Но эти каркасы[35] и росички не меньше заслуживают жизни. Они тоже столкнулись со смертью. И были в ужасе. Если императоры выстрелят из своих орудий, у них не будет ни единого шанса. Бездомные смертные из Народного парка сгорят вместе со своими тележками, как и легионеры. Их жизни стоят не меньше.
Смертные, вероятно, не поймут всего ужаса случившегося. Они решат, что все дело в распространившихся пожарах, или придумают себе какую-нибудь еще причину. Но я буду знать правду. Если это огромное, странное и прекрасное пространство на Калифорнийском побережье сгорит, причиной будет то, что я не сумел противостоять своим врагам.
– Так, ребята, – продолжала Лавиния, немного погодя и собравшись с духом. – Вы всё слышали. Императоры будут здесь к завтрашнему вечеру.
– Но значит, у нас нет времени, – сказала дриада секвойи. – Если они сделают с заливом то, что сотворили с Лос-Анджелесом…
Я ощутил, как страх будто порыв холодного ветра пробежал по толпе.
– Но ведь легион с ними сразится? – нервно спросил какой-то фавн. – Они ведь могут и победить.
– Брось, Реджинальд, – проворчала дриада. – Думаешь, смертные смогут нас защитить? Когда такое было?
Остальные согласно забормотали.
– Должна сказать, – вмешалась Лавиния, – что Фрэнк и Рейна правда стараются. Чтобы перехватить корабли, они отправят отряд бойцов – Майкла Кахейла и несколько других отборных полубогов. Но я не очень-то верю в их успех.
– Я ничего об этом не слышал, – сказал я. – Как ты узнала?
Она подняла розовые брови, словно говоря «Я тебя умоляю!».
– И конечно, Лестер проведет свой суперсекретный ритуал и попробует призвать на помощь богов, но…
Больше говорить ничего не требовалось. В мой успех она тоже не верит.
– А что ты будешь делать? – спросил я. – Что ты можешь сделать?
Я не хотел ее критиковать. Но какие у нас еще есть варианты? По перепуганным лицам фавнов можно было догадаться, о чем они думают: поскорее купить билеты на автобус до Портленда, штат Орегон. Только вот с дриадами этот номер не пройдет. Они в буквальном смысле вросли корнями в родную землю. Может, им удастся уйти в глубокую спячку, как сделали дриады на юге. Но будет ли этого достаточно, чтобы пережить огненную бурю? Я слышал, что определенные виды растений дают всходы и разрастаются после суровых пожаров, но сомневался, что такая способность есть у большинства растений.
Честно говоря, я вообще мало знаю о жизненных циклах дриад и о том, как они защищаются от климатических катастроф. Возможно, если бы за прошедшие столетия я больше разговаривал с ними, и меньше за ними гонялся…
Ого. Я и правда себя не узнаю!
– Нам нужно многое обсудить, – сказала одна из дриад.
– Персики, – согласился Персик.
Он посмотрел на меня, ясно давая понять: «А теперь уходи».
У меня было к нему столько вопросов: почему его так долго не было? Почему он здесь, а не с Мэг?
Было похоже, что сегодня ответов на свои вопросы я не получу. Разве что рычание, укусы и слово «персики». Мне на ум пришли слова дриад о том, что нельзя доверять смертным решать проблемы духов природы. Очевидно, я вхожу в число этих смертных. Я передал послание. И теперь могу уходить.
У меня на сердце и так было тяжело, а Мэг сейчас так ранима… Я не представлял, как сообщить ей, что ее маленький персиковый демон в подгузнике взбунтовался.
– Пора тебе возвращаться в лагерь, – сказала мне Лавиния. – У тебя завтра важный день.
Мы оставили Дона с остальными духами природы, встревоженно обсуждающими насущные дела, и пошли обратно по Телеграф-Авеню.
Миновав несколько кварталов, я набрался смелости и спросил:
– Что они будут делать?
Лавиния, которая словно забыла, что я рядом, вздрогнула:
– Ты имел в виду, что мы будем делать. Потому что я с ними.
У меня к горлу подступил комок:
– Лавиния, ты меня пугаешь. Что ты задумала?
– Я пыталась не думать об этом, – пробормотала она. Уличные фонари подсвечивали выбившиеся у нее из-под кепки розовые пряди, и казалось, будто вокруг ее головы парит сладкая вата. – После того что мы видели в гробнице… Бобби и остальных, после того как ты рассказал, что нас ждет завтра…
– Лавиния, прошу тебя…
– От меня мало пользы в строю. Да и что будет, если я сомкну свой щит с остальными и пойду вместе с ними на смерть? Кому это поможет?
– Но…
– Лучше не спрашивай, – прорычала она почти так же злобно, как Персик. – И точно будет лучше, если ты никому ничего не скажешь о том, что сейчас было. А теперь пошли.
На протяжении остального пути она не отвечала на мои вопросы. Казалось, над ее головой нависла темная туча с запахом жвачки. Она провела меня мимо дозорных, под стеной и, оставив возле кофейни, растворилась в темноте, даже не попрощавшись.
Возможно, мне следовало ее остановить. Поднять тревогу. Чтобы ее посадили под стражу. Но какой в этом толк? Похоже, Лавиния никогда не чувствовала себя в легионе как дома. Она постоянно искала секретные двери и тайные ходы из долины. И наконец сорвалась.
У меня возникло нехорошее предчувствие, что больше я никогда ее не увижу. Она укатит на ближайшем автобусе в Портленд с парой десятков фавнов, и, как бы мне ни хотелось сердиться на нее за это, я чувствовал лишь грусть. Разве я на ее месте поступил бы иначе?
Когда я поднялся в нашу гостевую комнату, Мэг вовсю храпела, очки свисали у нее с кончиков пальцев, а простыня сбилась в ногах. Я как мог постарался укрыть ее. Может, ей снятся кошмары, как ее персиковый дух в нескольких милях отсюда плетет заговор с местными дриадами. Завтра решу, что ей сказать. А сегодня пусть поспит.
Я заполз на свою койку, уверенный, что проворочаюсь до утра.
Но вместо этого тут же вырубился.
Когда я проснулся, в лицо мне било раннее утреннее солнце. Койка Мэг была пуста. Я понял, что спал как убитый: ни снов, ни видений. Это меня не порадовало: если кошмары отступают – значит грядет что-то другое, более страшное.