— А ты? Так и будешь стоять рядом?

Максим не отвечает, не отводит от меня взгляда, он начинает медленно расстегивать рубашку. Слишком медленно. С меня платье стянул в два счета. Закусываю губу от нетерпения, но взгляд не отвожу.

Да с него можно скульптуры лепить, не то что портреты писать! Замираю, совершенно не обращая внимания на тугие струи воды, бьющие в спину. Бог с ними, когда тут такое! Да это стриптиз, самый натуральный! Нельзя же так долго снимать с себя брюки.

Стоит всего в шаге от меня, заставляя смотреть снизу вверх. Не выдерживаю и отвожу взгляд. Да что такое? Как будто раньше не смотрела на мужчину в боксерах? Это те же плавки, как и на пляже, Риша!

Или нет?

Нет.

Я никогда не видела полуобнаженного, ладно, почти голого мужчину так близко рядом с собой. Так и хочется смахнуть с его груди капли воды. Мне стоит лишь протянуть руку, и коснусь его тела. Я вся в воде, но в горле все равно пересохло, а еще в пальцах колет нетерпение.

— Иди ко мне.

Я слышу не просьбу. Приказ.

Первое желание — повиноваться ему, сделать всего полшажочка в бурлящей воде. Ведь я сама этого хочу. Давно уже хочу. Так почему не сейчас?

Конечно, сейчас!

И все равно не двигаюсь, просто смотрю на него, как кролик на питона. Здорового такого змея, с зелеными, а не желтыми глазами. Я не знаю, чего медлю, хочу к нему и знаю ведь, что не сбегу. Просто если сейчас сделаю, как он хочет, то все, обратного пути не будет. Никогда. И жизнь поделится на до и после. Господи, Риша, да забей ты уже на рефлексию! Никогда так не заморачивалась, а с ним клинит не по-детски.

Судорожно набираю воздуха в легкие, сердце бешено колотится, словно я вот-вот с утеса сигану. Зажмурила глаза и рванула вперед.

Испуганный возглас тонет в воде. Именно что тонет, я захлебываюсь, чувствую, что не могу дышать носом. Секунды, доли секунды, а потом сильные руки выдергивают меня вверх.

— Марина! — Слышу встревоженный голос Генварского. — Что с тобой?

— Поскользнулась! — Судорожно отряхиваюсь, пытаясь сбить с себя струи воды. — Спасибо, что поймал.

— Это я всегда. — Макс широко улыбается и притягивает к себе.

А из меня, наконец, ушло напряжение. Утонуло, наверное, и в воде растворилось.

Прическа — к чертям, макияж — к ним же в котел. Мокрая панда, не иначе, в кружевном белье.

Да плевать!

Руки скользят по влажной сильной груди, обвиваю его ногами и впиваюсь в губы поцелуем. Вот и все. Прыгнула с утеса. И хорошо-то как...

Шум воды заглушает судорожные вдохи — мне не хватает воздуха. А Макс не отпускает, не дает даже на мгновение отстраниться от себя.

— Погоди, погоди, пожалуйста, не так быстро.

Генварский — он как ураган, сметающий все препятствия перед собой.

— Ай! — шиплю, как рассерженная кошка, которую погладили против шерсти. Мокрые кружева впиваются в тело, колют, раздражая кожу.

— Мешает, да? — Макс отпускает, позволяя мне чуть отдалиться от себя. — Мне тоже.

Быстро и как-то слишком умело расстегивает мое шикарное бюстье, которое тут же улетает куда-то на пол.

— Макс!

— Мм? Так ведь лучше.

Теплые руки на груди будоражат и успокаивают одновременно. Я просто прикрываю глаза и замираю под его уверенными ладонями, чувствую губы на коже. А потом… потом перехватываю инициативу. Потому что сама хочу его трогать, прижавшись к твердому телу, почувствовать колкую щетину на своей щеке. И в этом нет ничего постыдного, ничего неправильного, и ему нравится, точно нравится, что я делаю.

И его ладони, так откровенно изучающие меня, окончательно снимают внутренние запреты.

Пусть все будет так. Я люблю его. Он не знает этого, и сегодня я ему точно не скажу. Я не хочу ему ничего доказывать, вообще никому, даже себе, просто я знаю, я всегда знала, что близость у меня может быть только с любимым мужчиной. Знала всегда, поэтому не торопилась, и плевать мне всегда было на опытных одноклассниц, на их парней, смотрящих на меня с усмешкой.

Я знаю, что никогда не буду сожалеть о том, что сегодня произойдет.

Потому что любовь.

Максим.

Генварский.

— Пожалуй, нам пора, — тихо шепчет Макс, снова заставляя вздрагивать.

Я не очень понимаю, куда пора, но безропотно позволяю поднять себя из бурлящей воды.

Словно из воздуха в его руках появляется мягкое пушистое полотенце, которое бережно обволакивает мое тело.

— А ты? — Придерживаю у груди ткань и смотрю, как с тела Максима падают крупные капли.

— Хочешь меня высушить? Лови!

Это, оказывается, целое неизведанное искусство — вытирать мужчину, наблюдать, замирая, как полотенце пропитывается влагой, касаться его кожи, слышать, как бьется его сердце. Чуть прикусив губу от волнения, опускаюсь ниже. Кажется, что-то я не то сделала, потому что меня дернули вверх и подхватили на руки.

А полотенца… полотенца так и остались лежать на мокром полу веранды.

Мягкие простыни охлаждают, впитывая оставшуюся влагу на теле и в волосах, но я лишь краем сознания отмечаю это. Все мои ощущения с ним, с его руками, которые бережно, но настойчиво лишают меня последней ажурной полоски на теле.

— Т-ш-ш, девочка моя. — Мужские ладони не позволяют закрыться, спрятаться от взгляда. — Ты красивая.

Ласковые касания тела волнуют, пальцы зарываются во влажные волосы мужчины. Темнота раскрепощает еще больше, и я уже сама тянусь к Максу, провожу руками по крепким мышцам. Как же приятно слышать его тяжелое дыхание, ощущать под пальцами его нетерпение.

А я не хочу торопиться, я хочу изучить его, полностью!

— Марина! — хриплый голос возвращает меня в реальность. — Продолжай!

Испуганно отдергиваю руку, но ее тут же возвращают обратно — туда, где кожа особенно нежная и такая приятная на ощупь.

— Я… Макс… я… — беспомощно бормочу что-то, но он просто заставляет меня замолчать, закрыв рот поцелуем.

И снова мягкие простыни, легкое одеяло под бедрами и незнакомая, но такая приятная естественная тяжесть мужчины.

— Расслабься… — Успокаивающие поцелуи спускаются все ниже и ниже.

Я послушно прикрываю глаза и просто следую за ним. За любимым.

Сильные ладони приказывают раскрыться, выгнуться дугой, отдать всю себя и принять. Его.

Медлит, не торопится, приручает меня к себе. Не нужны слова, объяснения, просьбы. Он все понял, сам. По моим глазам, смущенным вздохам, неумелым, но таким настойчивым ласкам.