– Да нет, все нормально.

– Вот и ладушки. Брось все силы на ту парочку, чтоуволокла Нину, из кожи вон вывернись. А у меня – свои заморочки…

…В глубине души она заранее приготовилась – не кпрямому хамству, конечно, к подчеркнуто издевательской вежливости и взглядамсвысока. В «империи Бека» любили щегольнуть своей крутизной, старательноуподобляясь былым ухарям-купцам…

Однако встретили, в общем, довольно мирно. Едва услышав еефамилию, охранник при галстуке провел ее в роскошный холл, минуя проход совсяческими детекторами – оружия, взрывчатки, хитрой аппаратуры. Со стороны этотпроход выглядел совершенно безобидно, но Даша-то знала его секрет. То, что еепровели через дверь для VIР, можно считать знаком внимания…

На мягком кожаном диване, под клеткой с огромным цветастымпопугаем она высидела не более двух минут. Что опять-таки было знаком особогорасположения – однажды на этом самом диване сорок минут продержали главуадминистрации района, из чистого принципа, чтобы знал, куда заявился. Подостойной доверия информации, Беклемишев в это время охаживал в своем кабинетеочаровательную секретаршу – не столько обуреваемый плотскими вожделениями,сколько из желания довести принципы до логического конца. И, ничуточки непокривив против истины, заявлять потом: «Сидит это он, как жаба на печи, а ятем временем Натку понукаю…» Говоря откровенно, Даша нисколечко не жалелауниженного чиновничка, ибо он заявился по собственному желанию, почтительнопотолковать о некоем скользком дельце, с которого рассчитывал получить левыйнавар. А следовательно, напросился на хамское обхождение сам…

Появилась вышеупомянутая секретарша, продуманно-холенаябелокурая дива в светло-сиреневом костюме с символической юбчонкой, вызвавшем уДаши кратковременный промельк типично женской зависти. Вышколена была,стервочка, приходится признать – шагая за ней следом, Даша поневоле ощутиласебя героиней великосветского сериала о тяжелой жизни простых бразильскихмиллионеров.

Беклемишев, конечно же, не простер радушие настолько, чтобывстать при виде дамы – восседал за необъятным столом под своей парсуной,писанной маслом, невыносимо яркими красками. Увековеченный на полотне Бек был,как положено первогильдийскому купчине, бородат, на столе перед нимгромоздились кучей золотые монеты неведомо каких стран и народов, имелись такжевсе атрибуты многотрудного купеческого ремесла – весы, счеты, украшенныевисячими печатями свитки, гусиные перья в золотом жбанчике и неведомо зачемприсовокупленный циркуль. Вне всякого сомнения, национал-патриот усмотрел бы вэтом циркуле масонскую символику, но Даша, относившаяся к политикенаплевательски, решила, что шантарский нувориш попросту углядел подобныйинструмент на какой-то картине и захотел ради вящей пышности оснастить им своеподобие.

Окинув взглядом кабинет, Даша не усмотрела ничего похожегона диван или софу – и мимолетно-злорадно посочувствовала секретарше, откоторой, несомненно, требовалась в таких вот условиях толика акробатическогомастерства. Села в мягкое кресло и принялась подыскивать подходящую фразу, вкоторой сочетались бы независимость, капелька шантажа, искреннее расположение кудрученному отцу, а также…

Не пришлось стараться – Беклемишев что-то проворчал в видеприветствия и осведомился с ходу:

– Какую-нибудь сделку будете предлагать?

– Пожалуй, – сказала Даша, обрадованная, что ееизбавили от дипломатических преамбул. – Я вас никогда не считала дураком.Понимаю, что вы чувствовали… Но с тех пор успели, уверена, перекипеть, обдуматьвсе на трезвую голову и понять: их обоих подставили, и вашу Женю, и моего шефа,это не более чем поганый спектакль…

– Пить что-нибудь будете? – прервал он несколькосварливо, но все же не столь хамским тоном, какого Даша ожидала.

Вспомнив парижское турне, свой лучик света в темном царстве,она сказала небрежно:

– Вот разве что рюмку «Империал Кингдом» с капелькой«Перрье»…

Блондинка воззрилась на шефа чуть растерянно – не было у нихни того, ни другого, сразу видно.

– Впрочем, я не настаиваю, – сказала Даша. –На «Пепси» согласна.

Блондинка принесла ей запотевший бокал и по знаку шефаисчезла за дверью. Даша присмотрелась к портрету и фыркнула про себя: купчинабыл одет не в приличествующий сословию строгий кафтан, а в нечто среднее межстрелецким камзолом и нарядом сказочного царевича – неведомая узорчатая ткань,самоцветы, меховая оторочка…

– Правду про вас говорят, что вы при необходимости –сущий гестаповец в юбке? – спросил Беклемишев, озирая ее не без долимужского интереса.

– Полноте, стоит ли верить слухам? – улыбнуласьДаша. – Про вас отдельные декаденты болтают, что именно вы держите общакШантарской губернии – как лицо в «понятии» постороннее, но все же пользующеесядоверием. Прикажете всему верить?

Беклемишев осклабился:

– Не дает покоя иным ментам шантарский общак, так рученькии свербят… Короче, зачем пришли, наступив на гордость?

Даша подняла брови:

– Помилуйте, ни на что я не наступала. Просторассудила, что наши интересы в какой-то точке могут пересечься, на краткоевремя, правда, но это-то меня и привлекает. Вы же уже знаете, что я загреблаКамышана. Знаете, не надо таких невинных взглядов. Вашу подслушку у него наквартире мои ребята нарочно отключили не сразу – чтобы вы узнали… Только вы донего уже не дотянетесь. Да и не в нем, похоже, дело…

– Короче, – повторил он. – И конкретнее.

– Да бога ради, – сказала Даша. – Вашимальчики его старательно разрабатывали. И не могли не накопать что-тоинтересное – вы, в отличие от меня, сирой, предписаниями и параграфами несвязаны ничуть. Я вам предлагаю простую сделку: поделитесь материалами. А я, сосвоей стороны, гарантирую: кто бы там ни устроил вашей Жене эту гнусь, я егосделаю. Ох, как я его сделаю… Потому что так уж вышло: то, что случилось свашей дочкой, теснейшим образом переплетено с убийством человека, за которого яобязана отомстить. Такой расклад. Такой мой вульгарный и шкурный интерес. Васэти аргументы убеждают? Других у меня нет…

Он преспокойно поднял трубку и распорядился:

– Пятую папку ко мне. Целиком. – Глянул на Дашудовольно мирно: – Сейчас принесут.

Чудеса продолжались: не прошло и минуты, как верзила пригалстуке, с некоторыми проблесками интеллекта во взоре, внес довольно пухлуюпапку и, повинуясь небрежному жесту хозяина, протянул ее Даше. Поклонился исгинул.

– Все, чем богаты, – процедил Беклемишев. – Ещепросьбы будут?

– Нет, – сказала она, вставая. – Разрешите ужоткланяться…

Смешно, но она испытала прямо-таки детский страх – вдругпередумает, накинется и отберет… Папка, как она успела мельком отметить,ломилась от фотографий большого формата и листков машинописного текста.