– Все, – согласился он.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Мы послали друг другу воздушные поцелуи. Фигурка папы быстро уменьшалась. Он единственный стоял на платформе и махал рукой, пока не скрылся с глаз.

…Я снова открываю одну из фотографий. Эмма сидит, Джонни стоит за ней, обнимая ее за плечи. Красное платье служит контрастом к ее стриженым темным волосам и карим глазам. Он одет в бледно-голубую рубашку, которая идет к его голубым глазам.

Словом, все по-взрослому, все продумано. Наконец раздается звонок в дверь, и я возвращаю фотографию на каминную полку.

Эмма протягивает мне большой бокал вина. Превосходно. Джонни отводит меня в гостиную.

– Ты должна познакомиться с моими родителями, – говорит он. Они стоят у камина и ждут. – Мама, папа, познакомьтесь. Это Кэти.

– Зовите меня Уилл. – Говорит крупный, массивный мужчина, и я еле сдерживаю смех, услышав его сопрано.

– Гермиона. – Мама Джонни шагает вперед и пожимает мне руку. Она мне по плечо и походит на маленькую мышку. На ее ногах странные разноцветные туфли с загнутыми остроконечными носами, напоминающие гондолу.

– Чем вы занимаетесь, Кэти? – интересуется Уилл с улыбкой. Я все еще пытаюсь перебороть свой смех. Эмма говорила мне, что Гермиона большая зануда, но почему она не предупредила насчет этого голоса? Ведь она могла предвидеть мою реакцию.

– У меня магазин одежды, – сообщаю я.

– О, как интересно, – пищит он, обеими руками поглаживая свой синий джемпер с острым вырезом.

Вспомни грустную историю, грустную историю, уговариваю я себя, таращась на них.

– Как он называется? – с энтузиазмом щебечет Гермиона. – У меня знакомая тоже работает в области высокой моды. Она ездит за границу, в Париж. По-моему, она сотрудничает с Гуччи или Живанши, что-то вроде того.

– Ну, – я откашливаюсь, – он называется FIB.

– Фиб?

– Это значит «Female in Black» («Женщина в Черном»).

– О, – разочарованно вздыхает она. – На мой взгляд, черный цвет такой мрачный, а вы все, молодежь, его носите. – Она меряет критическим взглядом мой мягкий черный свитер с круглым воротом и блестками на манжетах. Тут я отвлекаюсь, потому что Джонни вручает мне вазочку со смесью орехов и подмигивает.

– Как я понимаю, вы живете у Джонни с Эммой? – интересуется Гермиона, утратив интерес к моей карьере.

– Да, верно, – подтверждаю я и добавляю, – временно, – когда вижу по ее лицу, что она недовольна этим. – Пока не подыщу себе собственное жилье.

– Значит, вы не замужем, Кэти?

– Нет, – отвечаю я и решаю добавить, – еще нет.

– О, как жалко, – пищит Уилл, его круглое как луна лицо становится печальным.

– Нет, ничего. Мне только двадцать девять!

Гермиона кривит губы.

– Вы, молодежь, ждете так долго. Я вышла замуж за Уилла, когда мне было двадцать. В вашем возрасте у меня было трое детей. Вы все одинаковые. Ну посмотрите на Джонни, он тоже не спешил, – ворчит она.

Мне так и хочется сказать, что ей пришлось спешно женить на себе Уилла, пока он не передумал и не сбежал.

– Чем занимаются ваши родители? – продолжает она.

– Ну мой отец работает в Сотбис, – отвечаю я.

Гермиона милостиво заявляет, что это, вероятно, очень интересная работа. Мне даже чудится одобрительный кивок.

– А ваша мать?

Я кашляю.

– Мама недавно прошла через тяжелое испытание, у нее была опухоль мозга.

– Ох, очень жаль. Как ужасно это было для вашей семьи.

– Да, ужасно страшно, но теперь она поправляется. Все хорошо, – с гордостью сообщаю я Гермионе. – Понадобится еще от шести месяцев до года, чтобы ей полностью вернуться в норму, но ей очень повезло. Нам всем повезло.

Я говорю, а сама с трудом верю, что это правда. Мама выкарабкалась. Я представляю, как она сейчас сидит за кухонным столом, на голове яркий шелковый шарф, красный с золотом, и читает вслух папе рецепт рыбного пирога, который они хотят приготовить на ужин.

– Дорогой, измельчи рыбу хлопьями, – повторяет она, потому что папа нарезает рыбу ножом. Вообще, папа мог до этого только варить яйца.

– Молодец, сильная женщина, – замечает Гермиона.

– Да, вы правы. Она рискнула и согласилась на операцию, хотя, если честно, у нее не было выбора.

– Она молодец, – чирикает Уилл.

– У вас есть братья или сестры? – с надеждой осведомляется Гермиона.

Я делаю большой глоток вина, чтобы набраться сил. Я знаю, что последует дальше.

– Сестра.

– Она замужем?

– Нет.

– Умерь свое любопытство! – кричит Джонни из кухни. – Она думает, что все женщины старше двадцати одного должны быть замужем. Времена изменились, ма!

– Чем она занимается?

Конечно, она должна была задать этот вопрос. У среднего класса это как нервный тик – спрашивать у всех, чем они занимаются.

– Ну, Беллс слегка необычный случай. Э-э… она родилась…

– Беллс? Это так ее зовут?

– Извините. Беллс – Изабель. Просто мы всегда зовем ее Беллс.

– О, я понимаю. Почему она необычная?

– Она живет в своего рода общине, это что-то вроде фермы, но не ферма, – добавляю я.

– Она работает на ферме? – Гермиона озадаченно морщит лоб. – Она волонтер?

– Нет, – я кручу на пальце серебряное кольцо. – Она там живет, это ее дом.

– Да? – отвечает моя собеседница с еще более озадаченным видом.

– Это специальный дом для… – я делаю паузу, подыскивая нужное слово, – для людей с отклонениями.

Если бы Гермиона была в колесе для хомячков, которые катаются по полу, теперь она бы бешено носилась в нем по комнате.

– Вы имеете в виду, что она умственно отсталая?

– Нет, – сухо отвечаю я. – Нет. Она Беллс. Наша Беллс.

– О господи, о господи. Какая жалость, – пищит Уилл.

– Бедная, бедная!

– Она не бедная, – с вызовом в голосе заявляю я. – Она удивительная. Она великолепно готовит, любит музыку и футбол. Она знает буквально все до мелочей о «Битлз» и Стиви Уандере. Еще у нее волшебное чувство юмора. Беллс – личность, и если вы скажете ей, что она бедная и несчастная, она двинет вас по яйцам. – Я хочу взять последние слова назад, но уже слишком поздно. Джонни сгибается пополам от смеха; Эмма задыхается и хрюкает. Я с опаской перевожу взгляд на Уилла с Гермионой, но их лица по-прежнему выражают сочувствие. Они меня даже не слушали.

А У МЕНЯ РАК КИШЕЧНИКА, хочется крикнуть мне, но я вовремя прикусываю язык. И тут же представляю себе, как Беллс больно бьет Уилла по яйцам, и еще больнее закусываю губу.