Дурацкий плащ исчез вместе с очками. Теперь лучшийкомиссионер мрака был в легкомысленной маечке, у которой сзади была нарисованабольшая кружка, а на груди написано: «Любитель пива». Учитывая, что самТухломон был тощ, как рыбий скелет, в его любовь к пиву как-то не верилось.

– Вот ты подумай! В армии как говорят? «Отдать честь!»Зачем ее отдавать? Она же честь! Э? Логики нету, понимаешь? – сказалТухломоша, провожая солдатиков недовольным взглядом.

По хмурости во взгляде и капризному голосу Ромасюсиксообразил, что с эйдосами у Тухломоши на этот раз не сложилось. Возможно, обасолдатика, сами того не подозревая, находились под защитой света. Или, что тожевозможно, охранялись материнской любовью.

Ромасюсик шагал к метро. Прасковья не упомянула, какимспособом он должен добраться до Эди и Зозо. А если так, то Ромасюсикпредпочитал потянуть время. За хвост, за лапы, за усы – за все, что угодно.Тухломон увязался с ним, по дороге отрывая ради развлечения телефончики отприклеенных к столбу объявлений.

– Что у нас тут? «Автошкола приглашает учеников». Надобудет заскочить, посмотреть, как там у автолюбителей с эйдосами… – бормоталон. – А тут что? «Белая ворожея Надя вернет вам мужа. Абсолютно бесплатно!Работаю во имя добра!» А, знаю эту Надю! На редкость приставучая! Улита в неечем только не швыряла! Даже Мамзелькину вызывали, чтоб эту белую ворожею задверь выводить.

Ромасюсик терпел Тухломона до Тверской. Затем остановился и,повернувшись к нему, спросил:

– Ну и чего ты за мной идешь? Делать нечего?

Тухломон раздулся от благородной обиды.

– А что? Просто так нельзя? Ради родства душ? Может, яобщаться хочу? – произнес он с дрожью в голосе.

Ромасюсик усмехнулся. Он помнил, что комиссионеры за простотак даже родную бабушку не обнимут. При условии, что бабушка у них, конечно,имеется.

– Ну хорошо! – сказал Тухломон деловымтоном. – Я хотел кое-что уточнить. Слышал, как Зигя называет Прасковьюмамой?

– Ну и что? – пожал плечами Ромасюсик. – Тебене все равно? Пусть хоть грэндфазером! Или ты тоже в сыночки набиваешься?

Тухломон вяло улыбнулся, показывая, что оценил шутку натроечку, да и ту безналом.

– Я не о том! Просто «мама» – это как-то нетипично длястража, пусть и для слабоумного, ты не находишь? Тут явно что-тозамешано, – сказал он.

* * *

Когда Тухломоша исчез, озадачив Ромасюсика страннымвопросом, шоколадный юноша отправился дальше. Он шел и досадливо отмахивался отос. Осы – эти мелкополосатые летающие волки – как-то пронюхали его,Ромасюсикову, сахарность, хотя ее можно было разгадать лишь истинным зрением.Для всех же прочих Ромасюсик был обычный юноша лет семнадцати-восемнадцати,безусый, немного жирненький, бултыхающийся при ходьбе, но в целом маловыделяющийся.

Ромасюсик топал по Тверской, а ветер, дувший от Манежнойплощади, подталкивал его в спину: мол, давай-давай! Не загромождай город!

Почти у самого метро Ромасюсик увидел девушку. Обычно такначинаются романы про любовь. Некто увидел девушку, потерял сердце, ипошло-поехало. Вот только с Ромасюсиком все было иначе. Сердца он не терял иголову тоже.

Девушка была одета в легкое льняное платье и не стыкующиесяс ним здоровенные военные ботинки, для лета безмерно жаркие. Она стояла узадней двери автомобиля и махала Ромасюсику, подзывая его к себе. Шоколадныйюноша посмотрел вначале в одну сторону, затем в другую. Он был уверен, чтомашут не ему, а кому-то, кто находится рядом. Но – нет. За его спиной былатолько улица.

Девушка снова жалобно замахала. Она явно искала того, ктоможет ей помочь. Ромасюсик не считал, что может кому-то помочь, помогать быловообще не в его правилах, но девушка звала так настойчиво, что шоколадный юношапоневоле приблизился. Брови у незнакомки были вздернутые вверх, изломанные,вопросительные.

– Не посмотришь, что у меня такое? – жалобнопопросила девушка, показывая Ромасюсику куда-то за затемненное стекло.

– Где?

– Да здесь вот! Не посмотришь, а? – повториладевушка, открывая дверцу.

Ромасюсик озадаченно наклонился и, заинтересованный,заглянул в машину. В следующий миг мощная рука ухватила его за ворот и безусилий вдернула внутрь. Бедняга не успел даже пискнуть. Девушка хладнокровнозахлопнула дверцу, обошла машину и села на место водителя. Машина, какпорядочная, замигала левым поворотником и, выскулив себе место в потоке,тронулась.

Каждый совершенный поступок – дурной ли, хороший – изменяетэйдос и заставляет его расти в том или ином направлении. Поливай саженецкислотой – и вырастет колючее растение-мутант. Поливай ключевой водой – и будетроза. До поры до времени нам не суждено видеть, что мы поливаем. Все, что мыможем, – это развить в себе волю и неустанно носить воду. В засуху, втемноте, при сильном ветре – просто носить и все.

Летопись Света

Первый сплавной день получился недолгим. Не было и четырех,когда путь оказался надежно перекрыт тополем, перегородившим реку. Это былсамый причудливый из тополей, который Меф когда-либо видел.

Дерево, некогда подмытое разбухшей весенней рекой, упало,заперев узкую Сережу. Уткнулось вершиной в противоположный берег. Казалось бы,рухнувший гигант обречен на постепенное гниение и гибель, но случилось чудо.Получив много не занятого другими деревьями речного солнца, боковые его ветвиустремились вверх, став отдельными стволами. Уцелевшие корни укрепились ипитали их. И вот уже семь рослых пятнадцатиметровых тополей и один молодой,всего-то, может, восьмиметровый тополенок, взметнулись над рекой, усевшись на старом,невероятно толстом и широком стволе, как куры на жердине. Во всем этомневероятном сооружении ощущалась хрупкая и вечно удивляющая надежность жизни.

Проплыть под стволом на лодках было невозможно.

– Ну что? Надо обносить! – сказал Эссиорх, когдавсе три байдарки сбились рядом.

И тотчас, не дожидаясь ответа, в одежде бултыхнулся в воду,выталкивая «Свирь», «Таймень» и «Вуоксу» в камыш, плавно и неназойливопереходящий в самую стрекочущую крапиву в мире.

Лишь теперь, выбираясь на топкий берег и ощущая, как ногипроваливаются в тину, прорезанную внезапно твердыми и острыми корнями, Мефосознал, зачем нужна сплавная обувь. Все-таки река – это не морское купание спесочком.

Байдарки смогли вынести, только перекидав на берег рюкзаки,весла и гермы. При этом Ната опять вопила «Фотоаппарат!» и требовала взять еена ручки, потому что вода сырая.