Куда же вы убегаете, мистер Штайн? Подождите!

— Нервы, — криво улыбается Дональд, а сам буравит меня взглядом.

Я обещал, что сделаю это, а Дональд обещал, что я смогу уйти после. Я ведь смогу? Что такое пять лет лжи по сравнению с еще одним вечером, который я должен вытерпеть ради всего, что было. Так ведь? Снова позволить течению нести меня так, как будет правильно, а не так, как хочется. Мне не привыкать, да?

— После Штайн вернется в Европу, Адам, — обещал Дональд две недели назад, когда сначала выслушал меня, а потом курил одну сигарету за другой. — Штайн лично проверяет тех, с кем собирается заключить партнерский договор. Старый бюргер всегда так делал. Единственный, кто никогда не устраивал и не участвовал в попойках с девочками, а только яро порицал тех, кто пытался вести дела таким образом. И теперь ты… Образец идеального мужчины хочешь сказать ему, что передумал? Передумал жениться на моей беременной сестре? Да проще пулю в лоб себе пустить прямо сейчас, чем после привести бизнес в чувство! Знаешь, скольких он по миру пустил после сорванных контрактов? Он ведь ничего не забывает. Он ставит препоны еще долгие-долгие годы после. Мы обречены, Адам! Если ты сейчас заявишь ему о том, что хочешь быть с другой, то мы обречены. И с кем?! Ты ради этого столько лет работал?! Ради какой-то… — Но по моему взгляду понятно, что лучше обойтись без ярлыков и не продолжать, и Дональд затыкается.

Ручка все еще в моих руках. А подписи так и нет.

Сейчас Дональд близок к тому, чтобы закурить прямо в лицо Штайну. Вижу, как подрагивает его правая рука, и Томпсон прячет ее в кармане пиджака, в котором и держит вторую неделю сигаретную пачку. А ведь он успешно завязал с куревом несколько лет назад. И так этим гордился.

А я гордился своей работой.

Мы много работали. Очень много. Ради этого дня. Который больше всего на свете я хочу послать к черту.

Ничего нового, на самом деле. Пора бы привыкнуть. Однажды Жаклин уже испортила вечер моего триумфа. Перечеркнула одной фразой. Так, как она одна умеет. Так, что я возненавидел ее всем сердцем.

Это случилось пять лет назад, когда я смирился с тем, что музыкант из меня не выйдет.

Сначала ночами я учился языку программирования, потом просиживал над кодом первой программы, которая должна была обладать искусственным интеллектом и могла сочинять музыку лучше меня. Не так идеально, как сегодня, но то, чего я хотел добиться от нее, уже было прорывом.

В те дни Дональд был единственным, кто от меня не отвернулся, когда я сказал ему, что я заставлю компьютер сочинять музыку, которая сделает нас богатыми. Не покрутил пальцем у виска, а сел и изучил, какие документы и патенты могут нам понадобиться. И отправился околачивать пороги компаний, чтобы найти для нас спонсора, который помог бы нам запустить первое приложение.

В тот день Дональд нашел нам спонсора.

А я впервые увидел Жаклин. Наверное, в те дни ее звали иначе… А может, нет. Этого я у нее так и не спросил.

Благодаря Дональду, нами заинтересовалась компания, которая финансировала молодые стартапы. Голова шла кругом от перспектив и планов, которые были выше неба.

Конечно, мы собирались это отметить. И договорились встретиться вечером возле какой-то забегаловки. Даже название стерлось.

В памяти осталась только она.

Я увидел ее издали.

Чуть шею не свернул, пока парковался. Оглядывался, каждое мгновение проверяя, не ушла ли.

Руки потели, сердце заходилось в груди, когда я все-таки осмелел и выбрался из машины. Я грезил успехом, думал, что положил мир на лопатки и стал на один шаг ближе к этим планам. Девушки у меня не было. Я был задротом, который из музыки внезапно ушел в программирование, в котором надо было очень и очень много наверстать и выучить, чтобы стать одним из лучшим.

Но когда я вышел из машины, то твердо решил, что сегодня девушка у меня будет.

Вот эта.

Только эта.

День триумфа и будущего успеха я хотел отметить только вместе с ней.

Тогда я в самый первый раз ощутил аромат черной смородины. Сделал вдох и пропал. Поплыл так, как никогда не реагировал ни на одну женщину до нее.

И никогда не реагировал на женщин после.

Влюбился. Пропал. Мир сузился, сократился до нее одной.

Я заговорил с ней, но она не обратила внимания. Не обернулась. Не отшила. Просто молча игнорировала. Я утроил усердия, смаковал каждый вдох черной смородины и пытался познакомиться, но она остановила на мне свой взгляд только, когда я сказал, что скоро стану богатым.

Даже успел подумать, что Дональд был прав, и девушки клюют только на деньги.

Она впервые посмотрела на меня так, как будто только заметила. Хотя даже в этот момент она все равно смотрела сквозь меня. Это был пустой, стеклянный взгляд, который зажегся только после моих слов о деньгах.

— Богатый, говоришь? Ну так купи меня.

Я отшатнулся. А она засмеялась.

— Что такое? Я тебе не по карману?

Ее смех потом годами стоял в ушах. Я вернулся в машину, но не успел завести мотор и уехать. Только сидел и смотрел, как к ней подошел какой-то мужик. Сказал несколько слов. И она ушла вместе с ним.

А терпкий вкус черной смородины остался со мной.

На целых пять лет.

И я так и не задал ей вопрос, что это было? Кем был этот мужчина? Почему она сказала именно эти слова? Сколько тогда я мог заплатить за ночь с ней? Ведь наверняка куда меньше, чем пришлось заплатить сейчас.

В те дни я не был тем мужчиной, который спокойно вывалит три миллиона за неделю с элитной моделью из эскорта. Да я и теперь не стал таким мужчиной. Ни одну другую я бы не стал покупать. Только ее.

Я вынашивал этот план, как Аннета вынашивала своего ребенка. Только в пять раз дольше. Я был в шоке сразу после этой встречи. Как будто она меня огрела чем-то тяжелым. Праздновать расхотелось. Все, что я сделал в тот вечер, это напился. Надеялся, что забуду. Однажды. Когда-нибудь. Да ведь ничего такого, что стоило бы помнить годами.

Мы нашли спонсора.

Дональд бросил курить.

Два года. Три года.

А потом я стал приезжать на ту же парковку. И уезжать, когда понимал, что просто сижу, стискивая руль и пялюсь в пустоту. Надеюсь. Жду.

У меня уже были деньги. На шлюху с улицы точно хватило бы.

А через четыре года я увидел ее уже не на улице, а во время званого вечера в северном Голливуде.

Совсем не такую. И в то же время точно такую же, какой она оставалась в моей памяти. Даже черная смородина никуда не делась.

Когда я пришел на аукцион, то больше всего надеялся убедиться, что ей по-прежнему нужны только деньги. Что деньги все — ради чего она продолжает продавать себя все эти годы себя мужчинам.