Сергей проворно встал со стула и вышел из кухни. Спустя минуты три он вернулся, держа в руке большой холст, на котором масляными красками было изображено сине-желтое небо, зеленоватая волна и лодка с людьми, потерпевшими крушение. Однако, несмотря на то, что я видела репродукции этой картины, копия весьма отличалась от оригинала. Хотя бы потому, что и оттенки неба и моря были другими, не как у Айвазовского.

— Это дедушкина вариация на «Девятый вал», — пояснил Сергей. — Он иногда делал так — брал за основу известную картину, но краски свои подбирал. А эта мне понравилась тем, что в отличие от подлинника она не мрачная, а радостная, и люди здесь не как потерпевшие бедствие, а как будто радуются чему-то. Видите, человек с красным флажком как бы приветствует солнце или виднеющийся где-то вдали фрегат, и он выглядит счастливым. Мне кажется, что в эту картину прадедушка заложил особый смысл — она как бы символ его освобождения из лагеря смерти.

— Интересная трактовка, — заметила я. Сергей аккуратно поставил картину на пол так, чтобы она не упала, и продолжил:

— Да что ни возьми, в любой сфере прадед был талантлив, — сказал он. — Мог и из дерева вырезать, и даже корзинки из ивы плести. Рассказы сочинял, книжки писал… Думаю, он мог бы стать хорошим писателем, если б всерьез занялся этим.

— Вы читали его произведения? — поинтересовалась я. Сергей пожал плечами.

— Прадед в основном мне их рассказывал, — пояснил он. — У него память замечательная была, он целые отрывки наизусть цитировал. Жаль только, что при жизни он так и не стал известным — умер слишком рано, хотя и лет ему было много. Конечно, чудо, что он столько прожил, но ведь мог бы и еще пожить. Мне его очень не хватает.

— А почему вы все-таки поместили его в дом престарелых? — поинтересовалась я. — Раз вы так его любили. Обычно в подобные учреждения сдают родственников, если хотят избавиться от них.

— Так чтобы чаще навещать прадедушку, — заявил молодой человек. — Дом престарелых ведь находится недалеко отсюда, поэтому я хотел чаще бывать с ним. А так — ездить на другой конец города для меня затруднительно.

Внезапно наш разговор был прерван звонком домофона. Сергей извиняющимся тоном пояснил:

— Вы извините, ко мне тут должна подруга прийти. Я ее ждал, она как раз в магазин ушла.

— Да-да, конечно, — безразлично кивнула я, еще раз взглянув на тщательно постриженные, ухоженные ногти молодого человека. — Я и сама хочу поговорить с Олей по поводу того, как успешно вы вместе довели до приступа Владислава Курагина.

Немая сцена, последовавшая после моих слов, чем-то напоминала вариацию картины «Не ждали». Сергей замер, точно громом пораженный, и даже не смог двинуться с места, чтобы открыть дверь своей подруге. Оля, имевшая, как я и подозревала, свои ключи, вскоре появилась в коридоре, держа в руках два пакета — один с продуктами, другой — с лекарствами. Увидев меня, девушка от неожиданности уронила один пакет, а потом проговорила тихо:

— Что… что вы тут делаете? Как вы нашли меня?

— Элементарно, Ватсон, — усмехнулась я. — Вынуждена признать, Оля, вы талантливый мастер маникюра — по вашей работе, — я кивнула на Сергея, — мне удалось понять, кто является соучастником внука Рокотова и каким образом ваш отец, Владислав Курагин, получал записки с угрозами. Присаживайтесь оба, — я встала со стула, уступив место ошарашенной девушке. — Хоть я и не являюсь писательницей, все же могу рассказать вам удивительную, захватывающую историю с неожиданной развязкой.

Сергей обрел дар речи и запоздало проговорил:

— Вы… вы не пишете книгу, ведь правда? Вы обманули меня? Кто вы и зачем вам все это?

— Думаю, пора раскрыть все карты, — заметила я. — Вы правы, я не биограф, не журналист и не хозяйка салона красоты, — я посмотрела на Олю. — Частный детектив Татьяна Иванова к вашим услугам. Я расследую дело Владислава Курагина. Ваша мать Лада, — я снова кинула быстрый взгляд на девушку, — наняла меня для того, чтобы я узнала, что творится с ее мужем, почему он странно себя ведет и не выходит из дому. Лада подозревала, что некто пытается запугать его. Я согласилась взяться за расследование, и все нити привели меня сюда, к дому внука Степана Александровича Рокотова. Я уже сама догадалась, кто доводит писателя до помешательства, оставалось выяснить пару деталей и поймать преступника, а точнее, преступников.

— Зачем ты впустил ее в дом? — накинулась на Сергея Оля. — Я же велела тебе не открывать никому, у меня ключи есть!

— Я думал, это ты… — виновато проговорил молодой человек. — Думал, ты из-за сумок открыть не можешь.

— Идиот… — прошипела Оля. Я прервала их словесную перепалку.

— Пока мы ожидаем полицию, — я кивнула на свой мобильник — пока преступная парочка пребывала в состоянии шока, я быстро набрала смс Володе Кирьянову с указанием адреса, куда следует выслать наряд, — думаю, вам не помешает услышать всю историю моего расследования. Вы можете дополнить ее — чистосердечное признание, как вы знаете, смягчает наказание. К тому же, у меня есть пара вопросов к вам двоим, и я советую отвечать честно. Опять-таки, ваша искренность, может, убавит вам пару-другую лет пребывания в тюрьме. Хотите — можете хранить молчание, но тогда получите по полной, оба. Бежать тоже не пытайтесь — у меня есть волшебная штука, которая мгновенно останавливает самых быстрых, и называется она «пистолет Макарова». С этим пока все ясно? Не слышу ответа.

Сергей кивнул, Оля, немного спустя, последовала его примеру. Довольная тем, что аудитория у меня сегодня понятливая, я продолжила свой монолог.

— Итак, сначала задам вопрос, — проговорила я. — Сергей, скажите, чем вы болеете? У вас эпилепсия, психоз, шизофрения? Отвечайте честно, я и так все узнаю.

— Шизофрения, — эхом повторил тот. Я кивнула.

— Сперва я подозревала, что преступник действовал в одиночку, — сказала я. — Только мне было непонятно, каким образом Сергей доставлял письма с угрозами Владиславу Курагину — записки присылались не по электронной почте, а по обычной. По крайней мере, первая оказалась в почтовом ящике Курагиных, что и послужило причиной того, что далее писатель сам методично проверял корреспонденцию. Так как угрозы поступали довольно часто, я предположила, что у преступника имеется сообщник, который может беспрепятственно проникать в дом писателя и подкладывать в почтовый ящик письма. Однако кто был вторым злоумышленником, я поняла, только когда увидела самого Сергея. Точнее, его пальцы, — я кивнула в сторону молодого человека. — Ногти Сергея ухожены так, словно он постоянно посещает салон красоты. Однако человек, страдающий психическим заболеванием, вряд ли станет методично наведываться в парикмахерские и пользоваться услугами мастера маникюра. То есть ногти Сергей обрабатывает либо сам (случается среди шизофреников и такое), либо ему делают маникюр на дому. Мужчины тоже ухаживают за руками, но не с таким завидным постоянством. Отсюда следует вывод, что Сергей, скорее всего, служит моделью у человека, который учится обрабатывать ногти. Еще во время первой встречи с Олей я узнала, что девушка мечтает работать в салоне красоты, а так как обучается она сама, ей необходимо на ком-то тренироваться. Я посчитала, что совпадения быть не может — слишком это странно, — а значит, Сергей знаком с дочерью Курагина. Опять же, это объясняет, каким образом Владислав получал письма с угрозами — их подкидывала в почтовый ящик сама Оля. А когда девушка пришла в квартиру Рокотова, мои теории обрели доказательства.