Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Теперь мы должны действовать осторожно, – сказал Стед тогда. – Этот злобный дух, возможно, уже повинен в одной смерти. Все мы можем оказаться в опасности».
Энни думала, что оставила все это позади. Весь ужас и суматоху «Титаника». Этим она утешала себя на протяжении тех четырех лет в лечебнице. Верой в то, что дух, который ее преследовал, ушел на дно вместе с кораблем. И теперь вот она, Энни, наедине с чьим-то шепотом и ужасом – и уверенностью, что все так и не кончилось.
ВЕСТЕРН ЮНИОН,
13 апреля 1912 г.
Кому: леди Люсиль Дафф-Гордон,
пассажирке первого класса
Люси, боюсь, что офис пожарной инспекции с нами еще не закончил. Они не были рады услышать, что Вы покинули страну, однако я их заверил, что Вы готовы ответить на все интересующие вопросы. Отправляю по почте их последний список. Не отчаивайтесь! Это испытание однажды закончится. Передавайте Космо наилучшие пожелания.
Х. Бенедикт Риджли, эсквайр, «Офисы Бэнкс и Бэнкс»
Кэролайн ни в коем случае не была мелочной, когда дело касалось ее личных вещей – лучшие наряды и украшения, как ей казалось, предназначены для того, чтобы их носить, восхищаться и наслаждаться, а не бережно хранить в ожидании особого дня, – но даже она ясно видела в свежих лучах утреннего солнца, что у нее пропали два усыпанных рубинами гребня. Кэролайн перебрала поднос с вещицами попроще. Гребни нашлись, но зато она просмотрела большинство украшений и, честно говоря, осталась встревоженной. Не хватало довольно многих. Одно-два она могла забыть или упаковать в ящики с домашними вещами, которые отправлялись обратно в дом ее отца, но в нескольких была уверена, и теперь они исчезли. Пара браслетов, кольцо… И золотая брошь в виде сердца и стрелы.
Когда Кэролайн поняла, что не хватает броши, у нее подскочил пульс: украшение было важно для нее. Лиллиан любила эту брошь, отметила ее в тот день, когда пришла подогнать по фигуре голубое платье от Люсиль. Они проболтали весь день напролет, как настоящие подруги. У Кэролайн было мало знакомых в Лондоне, всего горстка людей из окружения ее отца, которым ее представили, поэтому случались чаепития, посещения музеев и несколько музыкальных салонов, но не настоящая дружба. До того дня.
Она порылась в отделениях маленькой шкатулки, все больше раздражаясь. Вместе с гневом пришла нервная дрожь, словно по всему ее телу ползали пауки. Кэролайн казалось, что она вот-вот выпрыгнет из собственной кожи. Не поездка, а катастрофа! Она чуть не швырнула шкатулку о стену.
Кэролайн не была подозрительна. Она привыкла к большому количеству слуг, которые приходили и уходили, и частенько оставляла ценности незапертыми, у всех на виду. Даже могла не закрыть окна первого этажа, покидая дом. Ей нравилось, когда внутрь проникал воздух, солнечный свет, а плохая энергия утекала прочь. Такой она была и сама – открытым окном. И теперь это заставляло ее чувствовать еще бî́льшую обиду и злость, что ею вот так воспользовались. Кэролайн, сдерживая слезы, прислонилась к туалетному столику и услышала, как сзади открылась дверь, из-за которой сразу дохнуло затхлостью и нестираным бельем.
– Что за шум? – спросил Марк все еще сонным голосом.
Он, очевидно, ждал извинений.
Не сегодня.
– Наконец-то ты встал. Нам надо кое-что обсудить.
Марк напрягся – он не привык слышать от нее такой тон. Однако вместо того, чтобы клюнуть на приманку и спросить, о чем речь, он огляделся.
– Где ребенок? Ее нет в кроватке.
– Ундина капризничала, и няня забрала ее на прогулку. Я решила, что свежий воздух поможет ее унять, – Кэролайн сцепила руки, стараясь говорить спокойно. – Марк, у меня пропало несколько украшений.
Его реакцией стало странное сочетание потрясения и злости, которые, казалось, боролись за господство над ним. Марк отшатнулся, его лицо стало пунцовым. И только спустя мгновение, на которое он, казалось, утратил дар речи, он спросил:
– Ты уверена?
– Я уверена? Разумеется. – Кэролайн едва сдерживалась, чтобы не рявкнуть.
– Я не сомневаюсь в тебе. Просто… это так странно, нет? То есть кто бы мог их украсть на этом корабле?
– Ох, я тебя умоляю, Марк. У нас тут не то чтобы много личного пространства. Тут днем и ночью кто-то ходит. И не делай вид, будто я веду себя неразумно.
– Кэролайн, я понимаю, что ты расстроена, но давай не терять головы. Во-первых, мы тщательно обыщем каюту…
Не смей говорить, будто я просто положила их не туда, будто я ребенок.
– Ты, наверное, просто положила их не туда.
Она подавила желание закричать.
– Думаешь, я безрассудна? Переменчива? Разве не так ты о ней говорил? Разве не так ты в итоге думал о Лиллиан?
– Кэролайн, – голос Марка сорвался.
По гримасе боли, застывшей на его лице, Кэролайн поняла, что зашла слишком далеко. Они пообещали друг другу больше не упоминать ее имя.
Но Кэролайн уже не могла остановиться. Ее гнев достиг точки невозврата.
– Где ты вчера был? Я проснулась посреди ночи, а тебя нет! Я прождала несколько часов, а ты так и не вернулся.
Марк бросил на нее престраннейший взгляд, как будто впервые ее видел.
– Не мог уснуть, вот и все. Пошел прогуляться и заблудился.
Опровергнуть такой аргумент было сложно. Но и принимать его Кэролайн не собиралась.
Однако вместо оправданий Марк сменил тему.
– Мне кажется, Ундине стало хуже.
– О чем ты?
Он подошел к пустой кроватке, с отчаянием в нее заглянул.
– Вялость, отсутствие аппетита…
У Кэролайн не хватило на это терпения.
– Ты же не предлагаешь показать ее корабельному врачу? Он никчемный! Как только окажемся в Нью-Йорке, я отвезу ее к доктору.
– Да-да, очень хорошо… но в чем, как думаешь, дело? Я беспокоюсь о ней. Должен признаться, после разговора с мисс Хеббли…
Имя стюардессы звучало как скрип гвоздя по классной доске.
– Ты говорил со стюардессой о нашем ребенке?
– В этом нет ничего плохого. Она ведь помогает ухаживать за Ундиной…
Сперва Кэролайн так вспыхнула злостью, что потеряла дар речи. Получалось лишь что-то нечленораздельное. Но Марк смотрел на нее, как будто она сошла с ума, поэтому Кэролайн заставила себя ответить.
– Я хочу, чтобы она перестала у нас работать, Марк. Откровенно говоря, мне кажется, с этой девушкой что-то не так. Мне не нравится, как она все время околачивается поблизости, появляется в любой час. Она как будто на нас помешалась. А может, и не только. Может, мои драгоценности…