– Таким образом, у нас в общей сложности пять трупов. Этого не поймет никто из моих коллег, но так или иначе вы пользуетесь моим абсолютным уважением, – продолжил Снейдер. – Однако вам не нужно этого делать, мы можем быть друзьями.

– Пока вы не сделаете то, о чем я вас просила, я предпочитаю сдаться на милость вашей враждебности, чем испытать на себе бич вашей дружбы, – ответила она.

Красиво сказано. Сабина постаралась не подать вида. Если она правильно истолковала мимику Снейдера, он действительно был немного впечатлен этим заявлением. Но и такая тактика, похоже, зашла в тупик.

Снейдер опять сунул руку в карман пиджака и вытащил скомканную салфетку, на которой писал в бернском ресторане, разгладил ее и пододвинул к монахине.

– Это ваш временной план, который я воссоздал по ориентировочным датам, правильно?

Монахиня рассматривала нацарапанные дни недели и имена жертв, однако молчала, никак не реагируя.

– Где вы были в четверг 11 мая между вашими остановками в Берне и Висбадене?

– Что вы уже выяснили? – ответила она вопросом на вопрос.

– Так как Вивиана Кронер умерла, пока ничего, – солгал он, и мяч снова оказался у нее.

Монахиня пожала плечами.

– Полагаю, к общественности вы тоже не обратились.

Очевидно, так ему ничего не добиться.

– Что означает татуировка с четырьмя крестами?

Молчание.

– Вероятно, некоторые из этих подсказок мы сможем понять лишь спустя время, верно? Но тогда будет уже поздно, – отметил он, – и умрут еще люди.

– Может, я хочу, чтобы вы поняли некоторые подсказки лишь по прошествии времени, – сказала монахиня.

Снейдер поднялся.

– Я лишь теряю с вами время.

Ничего больше не сказав, он направился к двери.

Когда они вышли из комнаты, Тина держала в руке фотографию татуировки с гробом и четырьмя крестами.

– Что это должно означать?

Сабина пожала плечами:

– Понятия не имею, мы абсолютно ничего не узнали.

– Немез… – в голосе Снейдера звучали одновременно упрек и разочарование. – Мы ничего не узнали – допустим, но тем самым мы все же кое-что выяснили.

Сабина озадаченно взглянула на него.

– Магдалена Энгельман немного кокетлива и тщеславна. Она бы с удовольствием нам подсказала. И даже сделала это в самый первый день, когда меня еще не было в игре. А сейчас нет. Что это нам говорит? Что мы на правильном пути. Мы именно там, где ей нужно. Иначе она обязательно раскрыла бы рот.

Тина помахала фотографией.

– Значит, это наш след? Гроб с четырьмя крестами?

– У урсулинского монастыря есть кладбище? – спросил Снейдер.

– Да.

– Хорошо. Вы и Немез отправитесь в Австрию, в Бруггталь. Вальтер Граймс, Янус и Вивиана Кронер наш общий знаменатель. Я хочу, чтобы вы поговорили со всеми в монастыре, кто когда-либо был в контакте с этой троицей, Магдаленой Энгельман и настоятельницей.

Сабина кивнула. В любом случае это был единственный след, который у них оставался.

– А что тем временем делают Хоровитц и Кржистоф?

Снейдер нацепил свою знаменитую презрительную улыбочку.

– Они уже час как в пути, чтобы нанести визит брату Магдалены Энгельман.

Средневековый исторический центр Марбурга-ан-дер-Лан располагался на крутой возвышенности с практически отвесными склонами. Наверх можно было подняться либо по множеству ступеней, либо на одном из лифтов.

– Лестница или лифт? – спросил Кржистоф.

– Очень смешно. – Хоровитц дождался, когда звякнула дверь лифта, и заехал на инвалидной коляске в кабину со стеклянными окнами.

– Как хочешь, а я пойду пешком, – сказал Кржистоф.

– Плохая идея. – Хоровитц нажал на кнопку верхнего уровня.

– Почему? – спросил Кржистоф.

– Потому что ты обязательно заблудишься.

– Очень смешно. – Кржистоф побежал вверх по ступеням.

Один раз Хоровитцу пришлось пересесть на другой лифт. Поднявшись до «верхнего города», он выехал на коляске из кабины лифта. Кржистоф уже ждал перед дверью. Парень даже не запыхался. До несчастного случая он тоже был в такой форме.

Затем Хоровитц огляделся. Проклятье! Кругом были только булыжная мостовая и извилистые дорожки с подъемом, по которым будет трудно передвигаться.

– Потолкать тебя, старик? – спросил Кржистоф.

Хоровитц вздохнул.

– Почему я не поехал на такси?

– Потому что в моей машине уютнее, – ответил Кржистоф.

Да, очень уютно. В старом медицинском фургончике Кржистофа с облезлым изображением эскулаповой змеи на боковинах сильно пахло лекарствами.

Хоровитц отогнал от себя это воспоминание и огляделся. Перед ними протянулись узкие переулочки с традиционными фахверковыми домами, арками и остроконечными башенками, многие из которых утопали в плюще. Над крышами возвышался серый шпиль городской приходской церкви.

Хоровитц покатился вперед. Путь к замку, пролегающий мимо бистро и винных магазинчиков, был утомительным, и на некоторых подъемах Кржистофу действительно пришлось помогать ему и толкать инвалидную коляску.

– Почему мы не встретились с Зено внизу в городе? – ворчал Кржистоф.

– Потому что он живет наверху, а я хочу взглянуть на привычную для него обстановку.

Они достигли городской стены, за которой возвышался замок ландграфа. Один лишь великолепный вид на оставшуюся внизу часть Марбурга стоил всех усилий. Фахверковые дома, флаги, деревья и цветы создавали разноцветную картину. Солнце припекало, и Хоровитц приложил руку козырьком ко лбу, защищая глаза от яркого света.

– Как выглядит этот Зено? – спросил Кржистоф.

– Ему пятьдесят девять, и он слепой.

– Это я знаю; поэтому ему нас не найти – а такое описание не очень-то поможет, – возразил Кржистоф.

– Господи, он будет с тростью для слепых! – не выдержал Хоровитц. – По ней мы его и узнаем.

– А, ясно. – Кржистоф огляделся. – Как насчет вон того?

– Слишком молод. – Уже по прибытии Хоровитц заметил, что все светофоры для пешеходов пищали, повсюду были таблички на шрифте Брайля и встречалось много незрячих людей, что, видимо, было связано с наличием в городе учебного заведения для слепых, реабилитационной клиники, библиотеки и типографии, специализирующейся на выпуске книг шрифтом Брайля.

– Что необходимо слепому в бассейне? – неожиданно спросил Кржистоф.