И Зено не мог ее в этом упрекнуть. Не часто увидишь молодую женщину, полностью поседевшую за одну ночь.

– Я провожу тебя до твоей комнаты, – предложил он, чтобы хоть как-то прервать неловкое молчание.

Настоятельница подняла руку.

– Мужчинам запрещен вход в этот монастырь. Магдалена должна сама нести свои сумки.

В этот момент рядом с Зено заскрипел гравий. Он оглянулся – перед его глазами, словно в пелене, возник размытый силуэт молодого человека в зеленом комбинезоне, сапогах и шляпе, который катил перед собой тачку с осенними розами.

– Это Вальтер, наш садовник, – объяснила настоятельница. – Для него, священника, рабочего и повара действуют исключения. – Она улыбнулась. – Мы находимся так высоко и далеко от ближайшего населенного пункта, что хотим быть автономными со своим персоналом, насколько это возможно.

– Я подожду здесь снаружи, пока ты устроишься у себя в комнате, – предложил Зено в надежде, что Магдалена еще передумает, когда увидит монастырь изнутри. Поэтому он одолжил машину друга и хотел лично привезти сюда Магдалену.

– Ваша сестра не получит собственную комнату, а будет делить спальню с пятью другими послушницами, – объяснила настоятельница.

– Но подготовка…

– Ваша сестра в письме отказалась от подготовительного времени, – ответила ему настоятельница. – Она войдет в монастырь без трудничества, будет принята в новициат и через год как послушница принесет обет бедности, целомудрия и послушания.

Все оказалось гораздо хуже!

Теперь и Магдалена улыбнулась, только это была смущенная улыбка. Видимо, она не хотела, чтобы брат узнал об этом таким образом. Она взяла у него из рук сумки и поцеловала в щеку.

– Все в порядке. Не жди меня.

– Но я…

Она поставила сумки на землю и обняла его.

– Ты должен поехать домой, пока еще светло, – прошептала она ему в ухо. – В темноте ты видишь еще хуже. – Она поцеловала Зено. – Не беспокойся обо мне, я здесь в хороших руках.

Внутри у него все сжалось.

– Я буду работать швеей в прачечной и чинить платья. – Магдалена выпустила его из объятий и снова взялась за сумки.

Настоятельница одной рукой обняла его сестру и повела ее внутрь. Прежде чем запереть ворота, настоятельница еще раз улыбнулась Зено.

Но это была холодная, жесткая, торжествующая улыбка, которая шла не от сердца.

– Почему у вашей сестры уже тогда были седые волосы? – спросил Хоровитц, после того как Зено закончил свой рассказ.

Зено помедлил с ответом и отхлебнул своего уже остывшего капучино.

– Магдалена вышла замуж в двадцать три года, – наконец сказал он, – но уже через год потеряла мужа. Хороший парень, честный и понимающий. Несчастный случай на фабрике, из-за переутомления якобы сам оказался виноват, поэтому страховая ничего не выплатила. Так что в двадцать четыре она была уже вдовой. Ее мужа кремировали в Линце. Будучи швеей и рабочим фабрики, они оба зарабатывали немного. Гроб был из дешевого материала, немного свечей, а траурный венок на гроб состоял из лесных цветов и еловых шишек.

Зено сделал паузу, постучал пальцем по кофейному блюдцу.

– Не знаю, бывали ли вы уже на кремации. Языки пламени взвиваются ввысь, температура минимум тысяча градусов. Ко всему этому добавляется шум фильтрующей установки. Ужасно.

– Звучит, как будто вы сами это видели, – заключил Хоровитц.

– В зале прощания было немного людей, только пара коллег. После того как они ушли, гроб направили в печь. Через боковую дверь Магдалена вошла в котельную крематория. Я хотел остановить ее, но она ринулась к смотровому отверстию, потому что обязательно хотела посмотреть на кремацию своего мужа. Последнее прощание, так сказать… чертовски плохая идея. – Он скривился, его голос задрожал. – Раздался треск и хруст. Сначала загорелись цветы и шишки, затем пламя охватило еловый гроб. Тот быстро осел, и вдруг в огне поднялся труп ее мужа. Его одежда уже обгорела, плоть оплавилась. Он сидел с вытянутыми руками, а Магдалена начала кричать. И никак не успокаивалась. – Зено замолчал.

Кржистоф недоверчиво нахмурил лоб.

– Из-за жары у трупа сократились сухожилия, – предположил Хоровитц.

– Не только это. – Зено уставился в пустоту. – От жары расширилась мозговая жидкость в голове. Черепная крышка отскочила назад, и казалось, что его заживо… – Он замолчал.

– Вы объяснили вашей сестре причины такого явления? – спросил Хоровитц.

– Это было невозможно. Магдалена кричала, не переставая, была психически травмирована, проплакала всю ночь и от отчаяния пыталась покончить с собой – к счастью, ей это не удалось. На следующее утро у нее были абсолютно седые волосы. С тех пор люди в городке называли ее белой вдовой.

– И затем она ушла в монастырь урсулинок, – предположил Хоровитц.

Зено кивнул:

– Это было ее пожизненное наказание, которое она сама определила, потому что винила себя в смерти мужа.

– Но в момент кремации он был уже мертв, – возразил Хоровитц.

– Причина не в этом. – Зено помотал головой. – Она настояла на том, чтобы в выходные ее муж отработал сверхурочные часы на фабрике. Вот почему она это сделала! Жизнь за стенами монастыря стала для нее невыносимой.

– Вы знали, что она была беременна? – неожиданно спросил Кржистоф.

Зено удивленно посмотрел в сторону Кржистофа.

– Нет… я… но как? Ее муж не мог иметь детей. – Реакция Зено была искренней.

– Через несколько лет после его смерти, во время ее пребывания в монастыре, – объяснил Хоровитц.

– Но она ведь вела целомудренный образ жизни. От кого?..

– Мы не знаем.

Зено взялся за подбородок и почесал седую щетину.

– Она жила в монастыре очень уединенно. Мы не встречались с ней много лет и практически не разговаривали по телефону.

– Вы сказали «жила», – уточнил Хоровитц. – Значит, вы уже знаете, что конгрегация освободила ее от обета и она покинула монастырь.

– Да, три недели назад. Она хотела навестить меня в Марбурге, но так этого и не сделала. – Зено перегнулся через стол. – Что случилось? Почему мы ведем этот разговор?

Хоровитц проигнорировал вопрос.

– Расскажите мне чуть больше о вашем с Магдаленой детстве.

Зено терпеливо ответил:

– Наша мать умерла вскоре после моего рождения. Отец был учителем, математиком и гением счета. Он был почитателем Зенона Элейского, древнегреческого философа, в честь которого была названа машина Зенона, гипотетическая машина, способная производить бесконечное количество вычислений. Отсюда мое необычное имя. Это определенным образом сказалось на мне, по крайней мере, что касается обращения с компьютерами.