– Научите меня, как избавиться от тревог, вашевеличество, – ответила Нерина, – поскольку я крайне нуждаюсь в такомнаставлении. Сердце мое гнетет бремя забот, а мысли мои, как бы я ни пыталасьих обуздать, как непослушных детей, все возвращаются к страшной опасности,которой подвергаются мой отсутствующий супруг и наш с ним самый дорогой друг.

– Пусть тебя успокоит мысль, что это бремя разделяютвсе женщины в Мимбре, Нерина. Нерина опять вздохнула.

– Другие женщины, чьи чувства целиком посвящены одномулюбимому человеку, могут тешить себя надеждой, что он вернется невредимым сэтой ужасной войны, но я, которая любит двоих, не могу найти оснований дляподобных утешений. Я, должно быть, потеряю одного из них, а мысль о потереобоих убивает мою душу.

Спокойное достоинство чувствовалось в том, как открытоНерина признала и приняла то, что в сердце ее тесно переплелись две любви,которые никак нельзя было разделить. В одно из тех редких мгновений понимания,которые, как яркой вспышкой, озаряют сознание, Мейязерана почувствовала, чтопричина и суть трагедии, которая сделала Нерину, ее мужа и Мендорелленаперсонажами печальной легенды, кроется в сердце баронессы. Если бы Нерина моглалюбить одного больше, чем другого, трагедии пришел бы конец. Но ее любовь кмужу и любовь к сэру Мендореллену как бы находились в равновесии, и Нерина немогла выбрать между ними двумя.

Королева вздохнула. Раздвоенность в сердце Нерины в какой-тостепени казалась символом расколотой Арендии, но, хотя нежное сердце страдающейбаронессы никогда, может быть, не превратится в одно целое, Мейязерана решилапредпринять последнее усилие, чтобы положить конец вражде между Мимбром иАстурией. Для этого она призвала во дворец наиболее влиятельных руководителейвосставшего Севера, и ее приглашения были подписаны титулом, которым она редкопользовалась, – герцогиня Астурийская. По ее распоряжению астурийцы сейчассоставляли список своих обид, чтобы она их рассмотрела.

Позднее в этот же солнечный день Мейязерана сидела одна надвойном троне Арендии, до боли сознавая пустоту рядом с собой.

Главой и выразителем депутации астурийских дворян был графРелдиген, высокий худой человек с седыми волосами и бородой, которыйпередвигался опираясь на толстую палку. Релдиген был одет в богатый зеленыйдублет и черные чулки. Как у всех других членов депутации, на поясе у неговисел меч. И тот факт, что астурийцы предстали перед королевой вооруженными,вызвал во дворце ропот, но Мейязерана отказалась даже слушать настойчивыепризывы отобрать у них оружие.

– Милорд Релдиген, – приветствовала королеваастурийца, когда тот, хромая, подошел к трону.

– Ваша светлость, – с поклоном отвечал он.

– Ваше величество, – поправил его возмущенныймимбратский придворный.

– Ее светлость призвала нас в качестве герцогиниАстурийской, – холодно сообщил придворному Релдиген. – Этот титулвызывает у нас большее уважение, чем другие, хотя он и скромнее.

– Пожалуйста, господа, – твердо сказалакоролева. – Давайте не будем заниматься склоками. Наша цель сейчас –рассмотреть возможности достижения мира. Умоляю вас, милорд Релдиген, говорить,имея в виду только эту цель.

Освободитесь от бремени злобы, которая так ожесточила сердцеАстурии. Говорите свободно, милорд, не опасаясь какого-либо возмездия за своислова. – Она весьма сурово посмотрела на своих советников. – Мыповелеваем, чтобы никто не подвергался брани за то, что он здесь скажет.

Мимбраты сердито смотрели на астурийцев, а астурийцы – намимбратов.

– Ваша светлость, – начал Релдиген, – нашаглавная жалоба связана, я думаю, с тем простым фактом, что мимбратские дворянеотказываются признать наши титулы. Действительно, титул – пустой звук, но оннакладывает ответственность, в которой нам отказывают. Большинство из нас, ктоприсутствует здесь, с безразличием относятся к привилегиям своего звания, но мыполны отчаяния от того, что лишены возможности исполнять свои обязанности.Самые талантливые из нас вынуждены проводить жизнь в безделии, и я обращаювнимание, ваша светлость, что это приносит Арендии больший ущерб, чем нам.

– Хорошо сказано, милорд, – пробормотала королева.

– Можно мне ответить, ваше величество? –поинтересовался пожилой седобородый барон Во Серин.

– Конечно, милорд, – ответила Мейязерана. –Пусть все мы будем непринужденны и открыты друг другу.

– Никто не лишал титулов астурийских дворян, –объявил барон. – В течение пяти веков корона ожидала всего лишь присяги наверность, чтобы подтвердить их.

Но ни один титул не может быть пожалован или признан до техпор, пока его обладатель не поклянется в верности короне.

– К сожалению, милорд, – сказал Релдиген, –мы не можем присягать: клятвы наших предков герцогу Астурийскому все еще имеютсилу, и мы связаны ими.

– Астурийский герцог, о котором вы говорите, умер пятьстолетий назад, – напомнил ему старый барон.

– Но его наследники живы, – подчеркнулРелдиген. – Ее светлость является прямым потомком герцога, и нашиобязательства верности все еще остаются в силе.

Королева посмотрела сначала на одного, потом на другого.

– Прошу поправить меня, если я понимаю что-нибудь превратно.Неужели то, что здесь сейчас сказано, так важно, что Арендия из-за этогооказалась разделена вот уже пять веков?

Релдиген задумчиво пожевал губами.

– К этому можно было бы добавить еще кое-что, вашасветлость, но данный вопрос составляет самую суть проблемы.

– Пять столетий борьбы и кровопролития из-за простойформальности?

Граф Релдиген задумался. Несколько раз он начинал говорить,но всегда запинался с растерянным видом. И в конце концов рассмеялся.

– Это совсем уж по-арендийски, не так ли? – спросилон, внезапно улыбнувшись.

Старый барон Во Серин бросил на него быстрый взгляд, а потоми сам начал хихикать.

– Умоляю вас, милорд Релдиген, давайте забудем об этомоткрытии, чтобы мы не стали предметом всеобщего посмешища. Давайте не будемподтверждать мнение о том, что глупость является основной нашей чертой.

– Но почему же абсурдность всего этого не раскрыласьраньше? – спросила Мейязерана. Граф Релдиген с грустью пожал плечами:

– Полагаю, ваша светлость, что это произошло потому,что астурийцы и мимбраты не разговаривают друг с другом. Мы сразу хватаемся заоружие.