— Ну ты что застыла?! — возмутилась Ирка, развернувшись ко мне аж с тремя шляпками и обнаружив, что я все еще так и стою в халате.

— Ир… — От волнения я перешла на шепот, ухитрившись разом взволновать и Ирку. — А в этой твоей сумочке… та ламинированная бумажка… ну, помнишь, ты отобрала ее у меня, чтобы вместо меня самой ее выбросить? Та, которую молодуха случайно обронила, когда гутяринские карманы взялась обшаривать, а я подобрала… Скажи мне, ты ее выбросила тогда или нет?!!

— Ты что орешь? — отпрянула от меня Ирка, поскольку в последней фразе я действительно сорвалась на крик. — Бумажка? Ламинированная? Это которую ты приняла вначале за фотку? Помню. Вроде бы я ее не выбрасывала… Сунула в сумочку да и забыла — для меня ведь было главным не выбросить, а сделать так, чтобы ты ее своему козлу вернуть не могла. А что такое? Ты думаешь, что именно за ней супостаты и охотились все это время?!

Охваченные одной общей мыслью, мы кинулись к сумочке, едва не столкнувшись над ней лбами. Схватили ее, вывернули все содержимое на пол вместе с подкладкой. И среди кучки мелочей увидели маленький пакетик со смятым бумажным комком внутри.

— Есть! — Ирка вытащила на свет этот комочек, расправила. — Так ты думаешь, это именно из-за нее разгорелся весь сыр-бор? Все-таки хорошо, что я ее тогда не выбросила!

— Не хорошо, а слава богу! — уточнила я. — Потому что из-за чего же еще, как не из-за нее? Давай рассуждать логически: искали что-то небольшое — раз. Два — Гутярин не любит электронных носителей, а тут ну чисто электронный документ, сляпанный вручную. Только мы вначале не удосужились этого разглядеть. Три — деваха, возможно, именно эту бумажку и пыталась вытащить у Гутярина из кармана, да только та выскользнула, потому что у него в карманах разве что конь не валялся, особенно после того, как за ним перестали персонально ухаживать, как это делала я. И четыре — супостаты упорно охотятся за мной, потому что, как они мне сами не так давно заявили, тоже считали нужным следить за парочкой. И как раз могли застать тот момент, как я ее поднимала, эту проклятую бумажку! Потому и смеются мне в лицо, когда я пытаюсь сказать им, что не имею ко всей этой истории никакого отношения.

— Что же тогда они сразу тебя не поймали и не отобрали эту бумажку? Как только ты ее подобрала?

— Кто знает? Не подумали о том, что я подбираю именно то, что им нужно? Они ведь должны были ждать, что молодуха им все принесет на блюдечке. А когда обнаружили, что не принесла, вот тогда и спохватились.

— Тогда, по идее, они должны были взяться за меня, а не за тебя. Ведь именно со мной в машине молодуха пыталась затеять разговор и выставить свои претензии.

— Нет, Ирка. Они быстро поняли, что я просто брала у тебя машину. Ведь, по их разумению, такой добычей, какая мне досталась, ни с кем не делятся. По крайней мере, никто из них и не подумал бы делиться с другими, если бы только мог все присвоить себе. А в том, что я знаю, что именно попало ко мне в руки, они были уверены, если только видели, с какой жадностью я схватила этот листок. Ведь откуда им было знать, что в этот момент брошенная жена ни о чем другом не мечтала, только о фотографии своей соперницы?

— Да, такое им точно в голову прийти не могло. — Ирка поиграла листочком, мягко пружинящим в ее ухоженных пальцах, глядя на искаженные заломами цифры. — Но как ты про него потом ухитрилась забыть?

— Может, и не забыла бы так прочно, если бы кто-то у меня его не отобрал.

— Если бы я не отобрала, то это сделали бы другие, и тогда этот листочек точно было бы уже не вернуть. Смотри, как тут хитроумно сделано: парочка крупных счетов рассыпаются на мелкие, и они, как мальки сквозь сетку, уходят от тех, кто не знает точно, где искать.

— Леонид сравнивал эти счета с пчелами, разлетевшимися из улья, — вспомнила я. — Вот ему и нужно показать этот листочек как можно скорее.

— Прямо сейчас?!

— Нет, конечно. Сам он далеко. А мне ему даже не позвонить, потому что его номер остался в моем сгинувшем телефоне. Так что придется ждать утра, а потом связываться с ним через следователя — насколько я знаю, они держат друг с другом связь.

— Ну вот, у нас тут столько всего происходит, а господин Силантьев дрыхнет себе и в ус не дует, — недовольно проворчала Ирка.

— А Леонид, наверное, сидит сейчас за компьютером, несмотря на поздний час, и бьется над этой самой задачей, решение которой мы держим в руках, — добавила я. Потом представила его себе, серьезного, склонившегося к экрану, с его четко прорисованным профилем, на который от монитора падает свет, с Тиской, роскошным ковром раскинувшимся возле ног. Было ли это на самом деле? Да еще и у меня дома? Сейчас все это казалось таким далеким, что чудилось, будто бы уже и не было. Ни этой случайной и удивительной встречи, ни этих нескольких дней. А был только сон или мечта, которую я сама себе придумала. Слишком уж это нереально прекрасным казалось мне для реальной жизни. Вот парадокс! Близки мы были с Николаем, а родным и милым сердцу больше казался вот этот, другой. Кажется, я начала понимать тех женщин, которые одновременно имеют и мужа, и любовника. Думаю, что начала.

— Людк, о чем задумалась? — окликнула меня Ирка. Судя по блеску в ее глазах, вопрос был задан чисто риторически. И подтверждая это, она сказала: — Увидишь его еще! Теперь вам точно придется встретиться. Кстати, и мне бы хотелось на него взглянуть. Так, интересно… Ты же не откажешь своей подруге?

— Ну-ну, — пробурчала я. — Да, соберу всех желающих: тебя, Семеновну, и кто там еще ко времени нашей встречи наберется… слушай, а может, мне билеты на этот показ начать продавать? Глядишь, разбогатею!

Ирка в ответ шутя шлепнула меня по руке злополучной бумажкой. Потом снова повертела ее в руках и изрекла:

— А ведь насчет причины твоего преследования, что она действительно есть, Семеновна была права. Так что за ее сиськи можно быть спокойной, не обвиснут.

— Две охальницы, — выдала я. В самом деле, надо их познакомить, они непременно должны понравиться друг другу. Знать бы мне, что повод для этого появится гораздо раньше, чем я рассчитывала! Буквально через десять минут благословенной тишины, когда мы с Иркой сидели в спокойной обстановке, по обе стороны от сумочки, прямо на пушистом ковре в ее роскошно обставленной комнате, и несуетливо планировали, с чего мы начнем завтрашний день. Правильно говорят: хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах! Минут через десять в комнату ворвался телефонный звонок. Именно так: ворвался, потому что, едва услышав его, я каким-то седьмым чувством сразу поняла, что звучит он совсем не к добру.

— Твоя Семеновна, легка на помине, — удивленно сказала Ирка, взглянув на экран, и сунула трубку мне: — Держи, это ведь она наверняка по твою душу.

— Да, Семеновна? — Я взяла трубку и почти сразу чуть не выронила от неожиданности. Потому что вместо задорного голоса седовласой разбойницы услышала другой, мужской, гораздо моложе, а главное — злее.

— Людка Гутярина, это ты? Ты, одна такая у старухи в абонентах. Да и по голосу узнаю. Так вот! Слушай, крыса! В последний раз с тобой пытаемся разговаривать, больше переговоров не будет! В общем, если хочешь увидеть свою бабку и деда живыми, подъезжай для начала к своей деревне. К той, где твоя халупа стоит. И смотри, без глупостей!