Меньше всего я ожидаю увидеть в дверях Грэма.

Я так и стою, замерев, с руками в мыльной пене, пока Рид и Грэм обнимаются, приветствуя друг друга. Рид помогает ему занести чемодан, и Грэм, едва переступив порог, ищет глазами меня.

Наконец находит, и все его тело как будто расслабляется.

Рид улыбается, выжидательно переводя взгляд с меня на него и обратно, ожидая восторженного воссоединения. Но я не бегу к Грэму, а он не мчится ко мне. Некоторое время мы просто молча смотрим друг на друга. Сцена затягивается. Настолько, что и Рид чувствует: что-то не так в этом воссоединении.

Он откашливается и берет чемодан Грэма.

– Я… э-э… отнесу его в гостевую.

– Я помогу тебе, – говорит Ава, быстро вставая.

Когда оба исчезают в коридоре, я наконец выхожу из транса достаточно надолго, чтобы вытащить руки из воды и вытереть их кухонным полотенцем. Грэм медленно идет на кухню, не сводя с меня глаз.

При виде его мое сердце отчаянно заколотилось. Я и не подозревала, как сильно скучаю по нему, но думаю, сердце колотится не из-за этого. Сердцебиение зашкаливает, потому что его присутствие означает объяснение. А объяснение означает, что придется принять решение.

Я еще не уверена, что готова к этому. Именно по этой причине я все еще прячусь у сестры на другом конце света.

– Привет, – говорит он.

Самое обычное слово, но оно звучит весомее, чем все, что он когда-либо говорил мне. Вот что значит почти три недели не разговаривать с собственным мужем.

– Привет. – Мой ответ звучит настороженно. Наконец я его обнимаю, еще более настороженно. Получается быстро и бессмысленно, и, едва отстранившись, я хочу повторить объятие, но вместо этого тянусь к раковине и снимаю решетку слива. – Вот это сюрприз.

Грэм пожимает плечами и прислоняется к стойке рядом со мной. Он быстро оглядывает кухню и гостиную и снова смотрит мне в глаза.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – киваю я. – Еще немного больно, но я все время отдыхаю. – Как ни странно, я действительно чувствую себя хорошо. – Я думала, что буду переживать сильнее, но оказывается, я уже смирилась с тем, что в моем теле больше нет матки: раз она бесполезна, какое имеет значение, есть ли она?

Грэм молча смотрит на меня, не зная, что ответить. Я и не жду от него ответа, но от его молчания мне хочется закричать. Я не знаю, зачем он здесь. Не знаю, что ему сказать. Меня злит, что он явился без предупреждения, а еще больше – что я рада его видеть.

Я вытираю лоб рукой и прижимаюсь спиной к стойке рядом с ним.

– Зачем ты приехал, Грэм?

Он наклоняется и серьезно смотрит на меня.

– Я бы больше не выдержал ни дня, Квинн, – говорит он тихо и умоляюще. – Мне нужно, чтобы ты сделала свой выбор. Либо оставь меня навсегда, либо поедем домой. – Он тянется ко мне и прижимает к груди.

– Поедем домой, – повторяет он шепотом.

Я закрываю глаза и вдыхаю его запах. Как же мне хочется сказать, что я его прощаю. И даже не виню за его поступок.

Да, Грэм целовал какую-то другую женщину – это самое худшее, что он сделал за все время нашего брака. Но в этом есть и моя вина. Простить его – не самое трудное. Самое трудное – то, что произойдет потом, после того, как я его прощу. Проблемы возникли задолго до того, как он поцеловал другую. Пусть я прощу его, проблемы никуда не денутся. В ту ночь в машине, перед выкидышем, мы с Грэмом поссорились из-за его романа. Но сегодня, как только мы откроем этот шлюз… Вот тогда-то и грянет настоящая битва. Именно тогда мы поговорим о проблемах, которые вызвали все остальные проблемы, которые привели к нашим нынешним проблемам. Этого разговора я пытаюсь избежать уже несколько лет. Но он вот-вот начнется, потому что Грэм только что пролетел полмира, чтобы встретиться со мной лицом к лицу.

Я отстраняюсь от Грэма, но, прежде чем открываю рот, нас прерывают Рид и Ава. Правда, только на мгновение.

– Мы пойдем за десертом, – говорит Ава, надевая куртку. Рид открывает дверь. – Увидимся через час. – Дверь захлопывается, и мы с Грэмом внезапно остаемся одни в чужом доме. До нашего собственного дома полсвета. Полсвета до места, где нам было удобно избегать друг друга.

– Ты, наверное, устал, – говорю я. – Может быть, хочешь поспать? Или поесть?

– Все в порядке, – быстро говорит он.

Я киваю, понимая, насколько неизбежен этот разговор.

Он не хочет ни есть, ни пить, пока объяснение не состоится. И я ничего не могу с этим поделать. Разве что стоять здесь и притворяться, что решаю: то ли поговорить с ним, то ли сбежать от него и продолжать увиливать от темы. Никогда еще между нами не возникало такого напряжения, как сейчас, когда мы обдумываем наши следующие шаги.

В конце концов он подходит к столу. Я следую за ним и сажусь напротив. Он складывает руки на столе и смотрит на меня.

Какой же он красивый. Сколько бы я ни отворачивалась от него в прошлом, это не потому, что он меня не привлекает. Дело совсем не в этом. Даже сейчас, после целого дня пути, он выглядит лучше, чем в тот день, когда я его встретила. У мужчин всегда так, верно? В тридцать и сорок лет они почему-то выглядят мужественнее, чем в расцвете юности.

Грэм всегда следил за собой. Он до сих пор каждый день просыпается как по команде и отправляется на пробежку. Мне нравится, что он держит себя в форме, но не из-за физических качеств, которые это ему дает. Мне больше всего нравится то, что он никогда не говорит об этом. Грэм не из тех, кто что-то кому-то доказывает или превращает занятия фитнесом в предмет бахвальства перед друзьями. Он делает это для себя и больше ни для кого, и мне это в нем нравится.

Сейчас его вид напоминает мне, как он выглядел на следующее утро после свадьбы. Уставшим. В ночь после свадьбы мы оба не выспались, и к утру он выглядел так, словно за ночь постарел на пять лет. Волосы растрепаны, глаза слегка опухли от недосыпа. Но, по крайней мере, тем утром он выглядел счастливым и усталым.

А сейчас он грустный и усталый.

Он плотно сжимает ладони и подносит ко рту. Видно, что он волнуется, но в то же время полон решимости.

– О чем ты думаешь?

Чувство, которое я сейчас испытываю, отвратительно. Словно все мои тревоги и страхи свернуты в тугой клубок, и он прыгает внутри меня, колотится о сердце, о легкие, о желудок, о горло. Из-за этого руки начинают дрожать, так что я складываю их на столе перед собой и пытаюсь унять дрожь.

– Я думаю обо всем, – говорю я. – О том, в чем ошибался ты. В чем ошибалась я. – Я быстро выдыхаю. – Думаю о том, как хорошо нам было раньше и как бы я хотела, чтобы все снова было так же.

– Мы можем вернуться к этому, Квинн. Я знаю, что мы сможем.

Сколько надежды в его словах. И как это наивно.