Цветы его ничего не могли поправить. Она не могла простить его. Чтобы простить, следовало забыть. А как можно было забыть, что он сотворил с нею?

Но продолжать наказывать его молчанием – глупее было не придумать. Раз жили под крышей. И раз она во всем, целиком зависела от него. Тем более что еще предстояло с ним спать. Глупо же было бы не спать, живя вместе и не имея для постели никого взамен.

– И что, удалось разрешить проблему? – нарушила она свое трехдневное молчание.

– С трудом! – довольный, что она ответила, радостно отозвался Владислав. – Пришлось поизвиваться… член узлом завязать!

– Вроде он у тебя не такой длинный, чтоб завязывать, – сказала Маргарита.

Владислав издал нечто вроде боевого победного клика.

– А давай проверим, давай проверим, – вываливая все цветы, что еще оставались в руках, на пол, схватил он ее, привлек к себе, и одна рука тотчас взметнула подол юбки, стала пробираться под резинку трусиков, легла на ягодицу, стала мять ее. – Давай проверим, вспомним давай, убедимся, ты уже все забыла…

Маргарита позволила ему вспомнить только к вечеру, проводив весь день на длинном поводке, так что он истекал желанием, как собака слюной в жаркий день. «Славочка, Славочка», – только и слышала она от него на протяжении дня. Славочка я тебе, несомненно, с насмешкой думала она. То, что он не знал ее истинного имени, доставляло Маргарите сейчас мстительное удовольствие. Словно бы та, что была ею истинной, так ни в чем и не уступила ему, продолжала держать от себя на отдалении, по-прежнему молчала, а на компромисс шла она ненастоящая, та, которая «Славочка».

Однако же «Славочка» имела над нею и вполне реальную власть. Тропическое буйное цветение на лице у Маргариты начало проходить, можно стало выбираться на улицу уже без килограмма косметики, и сердце у нее, поймала она себя на этом, начало отмякать, уже по ней то и дело прокатывала волна нежности к Владиславу – и когда была с ним в постели, и когда гладила ему после стирки какую-нибудь сорочку, и когда ждала его возвращения домой из той жизни, в которую он ее не допускал. Она поймала себя на этом, решила, что нужно сопротивляться, не уступать «Славочке», – и невдолге сдалась. В конце концов, она и Слава – все это была она.

О том, что улетает в Лондон, Владислав объявил ей накануне отъезда. «Собери чемодан», – велел он. – Дней на пять, из такого расчета».

– А я? – мгновенной реакцией вырвалось у Маргариты.

Она не удивилась тому, что он ничего не сказал о ней. Не вознегодовала. Она чего-то подобного и ждала. Проживши здесь с ним это время, она знала, что он, если куда поедет, то поедет один, была уверена в этом. Но объявить о том так прямо, так нагло, без стеснения! Маргарита почувствовала себя оскорбленной, вот что.

– А что ты? – не сразу, через паузу отозвался Владислав. – Деловая поездка, на пять дней – двадцать встреч, при чем тут ты?

– Но я бы тоже хотела поехать, – сказала Маргарита, прекрасно осознавая всю бессмысленность своего заявления. – Лондон, конечно, – не Рим, но тоже открытый город, – добавила она.

– Н-ну, бабушкины сказки, – процедил Владислав. – Для кого открытый, для кого наоборот.

– Ты хочешь сказать, для тебя открытый, для меня закрытый?

Владислав покивал:

– Вроде того.

– Но ты же мне обещал! – Маргарита постаралась изобразить возмущение, которого на самом деле в ней вовсе не было. – Говорил, Рим, Лондон, Нью-Йорк. Только про Луну не говорил.

– У тебя вида на жительство нет, – сказал Владислав.

– Ну и что? При чем здесь вид на жительство?

– То, что без него тебе в Лондон визу не дадут. На Британию шенгенское соглашение не распространяется.

– А у тебя он есть, этот вид?

– У меня есть.

– Так почему мне его не оформить?

Владислав издал протяжный хмыкающий звук.

– Чтобы его оформить, нужно другую французскую визу на въезд иметь.

– И у тебя другая?

– У меня другая.

Ну, дрянь, ну, подонок, звучало в Маргарите. Вот теперь с изумлением и даже, пожалуй, потрясенностью. То есть он обещал ей тогда весь мир, прекрасно зная, что этот мир будет для нее не слишком доступен!

– Но ты же мне обещал! – снова вырвалось у нее, и вот теперь с самым неподдельным возмущением. – Ведь ты обещал!

Владислав вновь похмыкал.

– Мало ли что я тебе обещал! – сказал он затем.

– Нет, а зачем?! – настаивающе потребовала от него ответа Маргарита.

– Мало ли что я обещал на тебе, – переиначив прежнюю фразу, произнес Владислав.

Маргарита поняла его. Это был такой анекдот. «Милый, ты обещал на мне жениться! – Мало ли что я обещал на тебе!»

– Но ты был не на мне, когда обещал, – сказала она.

– Но очень хотелось, – глядя на нее с ясным, вызывающим спокойствием, ответил он.

Ей нечем было крыть. Владислав был откровенен как никогда. Вот он я, на кушай, какой есть. Ей оставалось только проглотить то, чем он угостил ее.

– А не вид бы на жительство, так взял с собой? – зачем-то спросила она еще – чтобы уж разодрать себе все внутри до крови.

– Разумеется! – с тем же вызывающим ненатуральным спокойствием воскликнул он.

«Собирайся сам», – просилось ответить у Маргариты, но она справилась с собой. Больше желания надавать по его чисто вымытым МГИМОвским ушам, устроить ему перед отлетом хороший скандал, было желание, чтобы он нормально уехал и она осталась одна. Пусть уезжает, а она пять дней будет предоставлена самой себе, пять дней будет только с самой собой.

– Во сколько у тебя самолет? – спросила она.

Он улетел, Маргарита легла на диване в гостиной перед телевизором и пролежала так, не вставая и не включая телевизора, три дня. В ней больше не было ее прежней. Той, которая была одновременно и Маргаритой, и «Славой». Своей поездкой в Лондон Владислав избавил ее от Славы. Выбил ту из нее – как пробку из шампанского. Она прежняя, может быть, вновь взвешивала бы все «за» и «против», вновь искала возможности компромисса, эта, новая, была трезва, холодна, рассудочна и больше не хотела мириться с тем положением, в котором оказалась.

У нее не было дела, чтобы занять себя, не было места, куда бы она могла пойти, выйдя из дома, никто ее нигде не ждал – она словно бы висела в безвоздушном пространстве. У нее не было своих денег, своей собственной крыши над головой, личной перспективы жизни здесь – она была во всем зависима от своего любовника. Она была рабой. Или хуже, чем рабой. Зверем в клетке, вот кем. Обезьяной, антилопой, пантерой – назови, как угодно, главное – в клетке. Сиди в ней, ешь в ней, пей в ней, дыши ее воздухом, задыхайся, зажимай нос, блюй от собственных испражнений, – но сиди, сиди, сиди!